А по улицам Солии спешили куда-то по своим делам разодетые в яркие весенние одежды пешеходы, в синем небе сновали кары и гномьи флипы различных марок и модификаций, по воздушным полосам метро следовали поезда по давно известным направлениям, где-то за белыми стенами города шумело море, готовясь к короткому периоду штормов, а гранд-дознаватель все никак не мог избавиться от тревожного ощущения надвигающейся беды. Недолго им осталось вот так беззаботно ходить и летать по мирным улицам…
***
Пропетляв по серым извилистым коридорам святой обители около получаса Орвара наконец привели к какой-то комнате с деревянной на вид дверью. Сопровождавшая его монахиня, такая же молчаливая как и ее предшественница, вытащила из рукава тонкий металлический ключ с мелкими зазубринами, вставила его в замочную скважину, несколько раз повернула сначала в одну сторону, затем в другую, услышала тихий щелчок открывшегося замка, и, вытащив ключ, отошла от двери.
- У вас есть час, - проговорила женщина, делая пять шагов назад по коридору и кивком указывая на дверь. – Если что-то понадобится, я буду все время здесь.
Поблагодарив служительницу богини, Орв шагнул в комнату, ставшую тюремной камерой для его матери.
- Приветствую Вас, матушка, - негромко проговорил северянин, останавливаясь на пороге и вглядываясь в полумрак небольшого помещения.
- Явился все-таки, - сидевшая у единственного окна, занавешенного плотными шторами светловолосая женщина даже не обернулась к нему. – Захотелось посмотреть на мое унижение и продемонстрировать превосходство победителя?
- Нет, матушка, только поговорить, - Орвар прошел вглубь комнаты, замирая в паре шагов от матери и становясь так, чтобы ему было видно ее лицо. – И Вам известно, что я хочу услышать.
Лишь плотно сжатые губы и слегка порозовевшая кожа бледных впалых щек стали свидетельством внутренней борьбы в душе Сольвейг Вестар. Орвар не торопил мать с ответом, терпеливо ожидая ее безоговорочной капитуляции. Знал, что другое окружение, тяжелая работа и сложные условия, к которым леди Вестар была непривычна, постоянное давление со стороны монахинь-надзирательниц, острое разочарование и бесконечное одиночество сделают свое дело и вынудят ее сознаться, рассказав обо всем. Скопившиеся за восемнадцать месяцев напряжение, усталость и ненависть к тому, кто ее сюда упрятал, требовали выхода если не действиями, то хотя бы словами, брошенными в лицо.
Как и предполагал Орвар, не прошло и десяти минут, как Сольвейг все-таки решилась заговорить.
- Что ты хочешь услышать…А что, папочку не расспросил? Ему-то об этом не меньше меня известно. Хотя кому будет приятно признаваться в том, что он сын убийцы и насильника? - губы леди Вестар скривились в злой и горькой усмешке, глаза блеснули давно сдерживаемой болью. – Ладно, я расскажу, раз так желаешь знать… - тут она резко обернулась к сыну и громко произнесла, чеканя каждое слово, эхом отдававшееся в малом пространстве ее кельи. – Двадцать девять лет назад твой дед, Свенельд Вестар, убил мою старшую сестру, которой на тот момент было всего лишь пятнадцать лет. Обольстил красивыми сказками про сытую и счастливую жизнь, увез к себе в поместье, подсадил на наркотики, чтобы была смирнее и охотнее отвечала на его ласки, и держал при себе несколько месяцев в унизительном качестве комнатной собачки. А когда она ему наскучила, продал в бордель самого низкого пошиба, где она и скончалась, когда в очередной раз обслуживала до сих пор к ней временами наведывавшегося и поставлявшего ей новые наркотики Свенельда. И твой дед, виновный в ее гибели, успешно избежал наказания, откупившись от властей солидной суммой денег и на следующий же день позабыв о таком досадном инциденте, - Сольвейг замолчала, затем отведя взор от Орва, ничего не выражающим тоном спросила: - Ну как, доволен? Это ты хотел услышать?
Сын не ответил, лишь сдержанно поблагодарил за уделенное ему время и, отвесив благодарственный поклон, молча направился к выходу, не задав больше ни единого вопроса. Молодой человек услышал все, что ему следовало знать. Если леди Вестар думала смутить его своими откровениями, то она серьезно ошиблась в своих предположениях. Орвар сюда приехал не за тем, чтобы тешить ее уязвленное самолюбие.
- И ты даже ничего не скажешь? – пришедшая в замешательство из-за отсутствия его реакции Сольвейг даже привстала с места. – Ни единого слова? Я убила твоего деда, посадила в инвалидную коляску твоего отца, сделала наркоманом твоего брата, выгнала тебя из дома, и тебе нечего мне сказать?! – в конце она уже почти кричала.
- Шайла Бергссен, - вдруг сказал Орв, медленно поворачиваясь к матери. – Ведь ее так звали? Вашу сестру? Шайла…- вновь повторил ее имя северянин, пристально смотря на застывшую перед ним женщину. – Красивое имя, не наше. Южное.
- И что? – еще более растерянно переспросила та.
- Всего лишь то, что я знаю историю Шайлы Бергссен, - пожал плечами северянин. – Реальную историю, а не ту ересь, что Вы наплели мне только что, чтобы очернить в моих глазах семью Вестар и оправдать себя желанием праведной мести. Папочка рассказал, - он понимающе усмехнулся, заметив как побледнела его мать при упоминании мужа. – Шайла никогда не была Вашей сестрой, матушка. Так, дальняя родственница, седьмая вода на киселе, бедная сиротка, в возрасте трех лет взятая на попечение из милости и ради небольшой льготы за удочерение, выделяемой государством, - тут молодой Хранитель сделал паузу, метнув в сторону Сольвейг пытливый взгляд, заставивший ту виновато отвести глаза. – Ваш отец не прогадал, Шайла принесла Вашей семье гораздо больше, чем он мог когда-то предполагать. Хотя справедливости ради стоит отметить, что жилось девочке у вас неплохо: была одета, умыта, накормлена и обласкана, жаль что недолго. К пятнадцати годам милая девочка, успешно миновав пору угловатого подростка, превратилась в юную девушку поразительной красоты. Бархат черных как смоль волос, ниспадающих до тонкой талии, манящие сиреневые глаза, результат редкой генетической мутации вследствие давнего смешения оркской и человеческой крови, кремовая кожа и словно выточенные искусным скульптором черты нежного лица…
- Откуда ты знаешь как она выглядела? – голос леди сорвался на последнем слове, она судорожно вздохнула безуспешно пытаясь взять себя в руки.
- Видел ее фотографию в архиве деда, - пояснил Орвар, вспомнив солидной толщины папку с досье на каждую женщину, хоть раз побывавшую в постели Свенельда. – От него мне досталась впечатляющая коллекция. Ему нравилось собирать изображения своих любовниц.
- Мерзавец, - не сдержавшись прошипела леди Вестар, бросив в сторону сына взгляд полный искренней ненависти. По лихорадочному блеску ее золотистых глаз было видно, что рассказ Орва что-то задел в душе женщины, наконец-то обнажив истинные чувства.
- Возможно, - не стал спорить с матерью молодой человек, оставшись равнодушным к ее вспышке. – Но я знаю человека гораздо хуже моего деда. Не догадываетесь, кто это, леди? – вперившись в Сольвейг испытующим взором спросил он чуть усмехаясь.
Мать угрюмо молчала, не собираясь отвечать.
- Безмолвствуете, - хмыкнул Орв, наблюдая за застывшей каменой статуей женщиной. - Стыдно признавать себя дочерью человека, ради личной выгоды сначала продавшего свою приемную, а затем и родную дочерей? – он вернул ей ее же реплику. – Ведь мой дед не похищал Вашу сестру, ее ему продал за весьма солидную сумму сам Матс Бергссен, Ваш родной отец, потомок некогда великого рода, горький пьяница, проигравшийся в пух и прах азартный игрок, находившийся на грани полного банкротства и преследуемый озверевшими кредиторами и ныне покойный. Насколько мне известно, по вашему приказу, не так ли? – по губам парня скользнула тонкая ухмылка. – Вы начали свой путь убийцы именно с него. Как я знаю из донесений моих людей, чтобы расплатиться с кредиторами Ваш отец не пожалел пятнадцатилетнюю невинную девчонку, отдав в руки прожженному негодяю и тем самым толкнув ее на кривую дорожку, с которой она свернуть уже не смогла. А спустя пять лет господин Бергссен точно также поступил и со своей родной дочерью. Но так как Вы были ему родней, а также беря в расчет Вашу безупречную генокарту и родословную, с Вами Бергссен обошелся куда милостивей, в этот раз продав Вас уже сыну все того же негодяя, надеясь, что Ингвар убережет свою наложницу от поползновений Свенельда, - тут Орв замолк, вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшую черно-белую бумажную фотографию и, подойдя к матери, положил ее перед ней на широкий подоконник все также занавешенного окна. – И мой отец его не разочаровал, сделав Вас своей леди, хотя мог бы выбросить Вас на улицу после моего рождения. Но он совершил ошибку, полюбив Вас.