– Скажи, тебе нравится «церемония мудреца», как это делает Туртюф? – спросила Каруду, расчесывая костяным гребнем волосы Андэль.
– Да, очень, – честно отвечала она…
Туртюф был хорош в своих темно-синих одеждах. Красив. Богат. Походил на знатнейшего посланника загадочной далекой страны.
Многие путешествия, а также неограниченность средств – наложили отпечаток на его внешний вид. А был он в широких штанах, кои носят народы Оталарисов, в длиннополой яриадской рубахе, поверх нее, в открытой парраде с меховыми вставками, которые предпочитают мореходы, и в странном плаще без застежек с вырезами для рук. К широкому поясу, усыпанному драгоценностями, крепились кинжал «дикая кошка» в эффектных ножнах, покрытых дикарской символикой, несколько увесистых кошелей и футляр для онисовых свитков. Во всей его одежде чувствовалась чванливая роскошь, избалованный вкус, презрение к узколобой местной моде, этакая насмешка над приземленной грономфской моралью и неповоротливой культурой, не желающей замечать более изящного и практичного.
На самом деле Туртюф редко менял наряды, высказываясь о моде, как о занятии недостойном мужчины. Разве можно отвлекаться от дел великих на такой пустяк? В театре, на палубе корабля, на трапезе у липримара или в седле он мог быть в одном и том же, и только в зависимости от обстоятельств менялось количество украшений, которое, впрочем, было всегда велико.
Туртюф был заметен за тысячу шагов, сильный, красивый, еще сравнительно молодой мужчина. Такого человека увидишь и запомнишь на всю жизнь. Настоящий авидронский эжин – смелый и властный, целеустремленный.
Жуфисма, располневшая сорокалетняя женщина, еще красивая, еще для многих желанная, самым изысканным образом приветстсвовала посетителя.
Распорядительница и гость поднялись на хирону, где цвел благоухающий сад и били фонтаны. Туртюф снял плащ, отвязал пояс с оружием и стянул при помощи прислужниц глухие кожаные сапоги. Его натруженные ноги омыли душистой водой и облачили в мягкие невесомые сандалии. Подали молодого вина и холодного мяса. Заиграла лючина. Вперед вышли обнаженные танцовщицы.
Туртюф отпил из кубка более половины и проглотил несколько сочных кусков оленины. Утолив жажду и голод, он размяк и подобрел. Устроившись на мягких подушках, судовладелец некоторое время наблюдал за откровенным танцем юных проказниц. Наконец он обратился к Жуфисме, которая в ожидании любых распоряжений была неподалеку:
– Я был во многих странах на многих трапезах, мой взор ублажали лучшие танцовщицы материка, но я не встречал женщин, более искусных в танце, чем красавицы твоей акелины.
– Благодарю тебя, мой хозяин. Для меня нет слаще слов, чем твои похвалы. Помни – всё лучшее в нашей скромной обители в твоем полном распоряжении, – отвечала довольная Жуфисма, низко кланяясь, – включая и меня!
– О Жуфисма, клянусь Гномами, Хомеей, Слепой Девой, Великанами и всеми прочими здравствующими богами, что ты и сама прекрасна, словно флурена-вискоста, с поднятыми парусами, наполненными добрым ветром. Не знаю, зачем я трачу время на твоих люцей, когда мне следует молиться тебе одной, умудренной опытом многих побед, утолять жажду в озерном лоне твоей красоты, несравненной и глубокой. Вот кто бы, верно, украсил каждое мгновение моего пребывания здесь!
Жуфисма расцвела от услышанных похвал. Счастливая улыбка посетила ее чувственные уста. Но, зная свое место, она только сказала:
– Я у твоих ног, рэм. Любое твое пожелание!
Туртюф вновь потянулся к кубку, одним глазом наблюдая за движениями танцовщиц. Девушки уже подбирались к гостю, кружа, падая ниц или вдруг вставая на цыпочки и вытягиваясь тонкими телами к небу. Их спелые округлости теперь едва не касались мужчины. То был ритуальный танец сельских девственниц, завезенный в Грономфу издалека. Девственницы молитвенно упрашивают бога плодородия ниспослать урожай, а взамен предлагают насладиться своими невинными прелестями. Бог соглашается и совершает божественный акт любви.
– Приведите Андэль, – вдруг потребовал Туртюф и отмахнулся от назойливых танцовщиц.
Жуфисма прогнала девушек и поспешила удалиться сама.
Вскоре появилась Андэль в белой плаве из тонкого шелка. Полупрозрачная ткань крепилась на одном плече (другое было обнажено), обвивала небольшую грудь, прямую спину, тонкую талию, струилась живописными складками по округлым бедрам и ниспадала вниз, едва закрывая колени. В отличие от обычной уличной плавы, глухой, многослойной, длиннополой, надежно скрывающей рельеф женской фигуры, эта открытая плава очерчивала, иногда совсем откровенно, все самые любопытные детали. Светлые волосы девушки с вплетенными сиреневыми лентами были стянуты на затылке, прекрасную головку украшал бронзовый венец люцеи.