Сам хозяин выглядел просто великолепно: под шелковым темно-вишневым шлафроком сияла безупречной белизной батистовая сорочка, украшенная темно-вишневой же бабочкой.
Идеальный пробор разделял на две несимметричные части его все еще густую, слегка вьющуюся, темно-русую, тронутую сединой шевелюру.
Проводив Крылова в гостиную, хозяин спросил, показав рукой на маленький столик рядом с кожаным диваном:
– Я надеюсь, вы сегодня не за рулем?
На столике помимо легких закусок красовалась бутылка французского коньяка «Реми Мартен».
– Нет, Леонид Демьянович, я знал, к кому иду.
– Вот и прекрасно. В этом проявляется универсальный закон бытия, который я пропагандирую всю свою жизнь: сначала ты работаешь на свою репутацию, а потом репутация работает на тебя.
Хозяин щедро разлил коньяк в специальные бокалы. Отпив и посмаковав глоток, он спросил гостя, последовавшего его примеру:
– Какие же трудности возникли у славной фирмы «Шерхан»?
– Дело, как вы правильно выразились, действительно кляузное. Осложняется оно отсутствием Павла Ивановича…
– Мне кажется, Сергей, – мягко прервал адвокат собеседника, – что я смогу лучше оценить точность ваших впечатлений, если вы изложите суть этого казуса.
– Да. Вы правы, – согласился Крылов и начал свой рассказ.
Обращаясь к Смолянскому, он далеко не был уверен в том, что тот согласится взяться за это дело. В таком случае он рассчитывал, по крайней мере, получить у него хотя бы совет, а возможно, и рекомендацию для обращения к кому-либо из его коллег. В том, что без адвоката в этом деле не обойтись, он был абсолютно уверен.
Однако по ходу изложения сути дела Крылов с радостью обнаружил, что его слушатель проявляет к рассказу огромный интерес и даже постепенно приходит в некоторое радостное возбуждение. Что не мешало ему тем не менее вовремя наполнять быстро пустеющие бокалы.
Еще больший интерес проявил Смолянский, когда Крылов приступил к изложению того, что он сам успел сделать к этому времени.
– Скажите, Сергей, – задал он первый вопрос, когда Крылов закончил свой отчет, – а с самим Валентином вы не согласовывали возможность привлечения меня вами в качестве его адвоката?
– Нет, только с его отцом. Я думал, этого будет достаточно.
– Может быть, и так, но хотелось бы переговорить и с Валентином.
– Это можно устроить хоть сейчас.
– Чуть позже.
– Насколько я вас понял, вы согласны взяться за это дело?
– Не то слово, Сергей. Я не просто согласен.
Я последнее время просто мечтал о подобном деле.
– Почему?
– Сейчас объясню. Ничего не хочу от вас скрывать. Только давайте сначала выпьем за мое удачное подключение к этому делу, – с этими словами адвокат налил в бокалы изрядную порцию коньяка.
Осуществив задуманное, он продолжил:
– Сразу хочу предупредить – от гонорара за это дело я отказываюсь. Насколько я понимаю, родители Валентина люди не очень богатые?
– Да, но кое-какие сбережения у них есть, и они готовы…
– Не может быть и речи! – решительно отрезал адвокат.
– Но почему?
– Более того, я сам готов в разумных пределах финансировать те расходы, которые, возможно, потребуется сделать в ходе вашего расследования.
– Честно говоря, я рад, что вы так горячо приняли к сердцу это дело, но, признаться, не совсем понимаю причин вашего энтузиазма.
– Сейчас поймете, будьте уверены.
– Вы меня просто заинтриговали.
– Я думаю.., нет, я просто уверен, что это дело станет для меня как для адвоката настоящим звездным часом.
– Каким же это образом?
– Сначала вы ответьте мне. Какова, по-вашему, была роль адвоката в советской системе судопроизводства?
Крылов пожал плечами:
– Откуда я знаю? Обыкновенная роль…
– Жалкая! – убежденно воскликнул Смолянский.
Он вскочил с дивана и возбужденно стал расхаживать по ковру, покрывавшему пол гостиной, энергично жестикулируя пустым бокалом.
– Жалкая и ничтожная, – убежденно повторил он. – Его влияние на выносимый судом приговор было не то что незначительно – в каком-то смысле его не было вовсе.
– Так уж и не было? – засомневался Крылов.
– Поверьте, я знаю, что говорю.
– Конечно, если какой-нибудь секретарь райкома мог позвонить судье…
– Про это я уже молчу. Действительно, если местные власти были заинтересованы в каком-либо судебном решении, то ни адвокат, ни прокурор, ни даже судья ничего изменить не могли.
Однако такое случалось не часто. И я даже не это имею в виду.
– Тогда что же?
– А то, что роль адвоката, в сущности, сводилась к тому, чтобы правильно оформить бумаги, выдержать сроки обжалований и тому подобное.
Короче говоря, максимум, что он мог сделать, это не напортить клиенту неверным выполнением правил судебного делопроизводства.
– А что еще от адвоката требуется?
– Да поймите вы, голубчик! Сводить к этому роль адвоката – это все равно что от оперного певца требовать только умения правильно воспроизводить на сцене тексты арий.
– Что вы имеете в виду?
– Вот вы знаете, чем прославились великие русские адвокаты начала нашего века? Такие, например, как Плевако?
– Тем, что судебные дела выигрывали, я полагаю.
– Верно. Только как они их выигрывали?
И где?
– В суде, где же еще?
– Не просто в суде, а в суде присяжных!
Когда они обращали свои аргументы и свое ораторское искусство к присяжным заседателям. А не просто к судьям, как у нас при советской власти.
– А чем судьи плохи в роли слушателей?
– Ну, если вернуться к оперным аналогиям, это все равно как если бы, например, Собинов пел перед одним Шаляпиным и ждал от него бешеных аплодисментов. Абсурд?
– Абсурд.
– А почему? А потому, что когда один профессионал выступает перед другим профессионалом, да еще его соперником по профессиональной деятельности, то восторгов ждать, естественно, не приходится.
– Но дело ведь не в восторгах…
– Проблема в том, что адвокату нечего было сообщить судье такого, чего бы тот и сам не знал. Дело-то перед ними лежало одно и то же.
А на оценку судьей имеющихся в деле фактов адвокат повлиять как раз почти и не мог.
– И в этом смысле вы надеетесь, что суд присяжных откроет перед вами новые возможности?
– Несомненно. Я в этом уверен.
– А чем же для вас привлекательно именно это дело?
– В первую очередь хотя бы тем, что оно подпадает под суд присяжных. Ведь вам, наверное, известно, что суду присяжных подлежат отнюдь не все дела?
– Конечно, известно.
– А второе то, что Лемешев действительно ни в чем не виноват.
– Я тоже так считаю.
– Это совершенно очевидно. Как и то, что милиция, несмотря ни на что, выдвинет против него самые серьезные обвинения.
– В этом уж можно не сомневаться.
– А вот это как раз очень хорошо.
– Что же тут хорошего?
– Видите ли, Сергей. Я больше всего боюсь, что они предъявят ему обвинение по какой-нибудь незначительной, не подпадающей под суд присяжных статье.
– Например?
– Например, злостное хулиганство или неосторожное обращение с оружием. Срок за это могут дать вполне приличный, а с судьей они всегда договорятся.
– Как же в таком случае быть?
– Есть варианты. Мы документально оформим явку с повинной. Это необходимо сделать обязательно…
– Сейчас?
– Нет, попозже. Пока для этого не созрели условия. Так вот, в этом документе мы, вернее Лемешев, прямо признаем, что он сознательно стрелял в милиционера с намерением его убить.
Это лишит их возможности выкинуть этот трюк с изменением статьи. А стрелять в него при данных обстоятельствах Лемешев имел полное законное право.
– А хуже не будет?
– Нет, – твердо ответил адвокат. – Наша цель – полное и безоговорочное оправдание Лемешева.