Возможно, принцу представили события в ложном свете, но, что бы ни произошло в действительности, теперь между ним и Шериданом происходит открытый и полный разрыв. Они никогда больше не встречаются и не разговаривают друг с другом, а обвинение принца тяжелым камнем ложится на душу Шеридана, у которого и без того достаточно огорчений.
Навсегда покидает Шеридана его сын Том, унаследовавший от матери слабое здоровье. В 1813 году Том получает назначение на должность казначея Капской колонии и отправляется из Англии на новое место службы, надеясь излечиться в ином климате; вернуться на родину ему не суждено. «У Вас бы сердце сжалось при встрече с ним — так он изменился! — пишет Шеридан перед прощанием с сыном. — Я провожу с ним все свое свободное время, потому что он, судя по всему, этого хочет; но он так напоминает свою больную мать, говорит таким слабым, задыхающимся голосом, что это убивает меня, отнимает у меня всякую надежду». Позже, когда из далекой Капской колонии приходит весть, что Том при смерти, Шеридан пишет: «Покуда в моем сердце сангвиника, всегда надеющегося на лучшее, могла теплиться надежда, я старался не отчаиваться и верить в выздоровление Тома. Но теперь, поверьте мне, никакой надежды не осталось. Если бы Вы были здоровы, я отправился бы к нему, хотя видеть его умирающим было бы гибельно для моих вконец расстроенных нервов».
Вынужденный жить на скудное жалованье, обеспокоенный болезнью жены и ухудшением собственного здоровья, Шеридан начинает вести все более уединенный образ жизни. Но и теперь, в пору бедности и невзгод, Шеридан не утрачивает своей славы. Байрон и Роджерс по-прежнему часто видятся с ним и восхищаются им как блестящим собеседником. Он затмевает своим остроумием новую плеяду острословов. «У меня на глазах он срезал Уитбреда, вышучивал мадам де Сталь, уничтожал Колмена и расправлялся с некоторыми другими знаменитостями, — писал Байрон. — Над прославленной Сталь, которая могла переговорить Уитбреда и совершенно подавляла его супругу, Шеридан иронизировал».
Мадам де Сталь — сенсационнейшая фигура тех лет. В свете ловят, повторяют и толкуют вкривь и вкось каждую оброненную ею фразу. Она бывает у лорда и леди Джерси, у лорда и леди Хардвик, у лорда Ливерпула, посещает литературные обеды у Холландов и у Роджерса. К числу ее знакомых принадлежат Кэннинг, Грей, Эрскин, Боулз, Крокер, Кольридж, Байрон, Уилберфорс, Макинтош и Кэмпбелл — все знаменитости эпохи. В Лондоне она вызывает такое любопытство, какое вызвал бы разве что сам Наполеон. Ее появление в обществе неизменно производит фурор. Люди влезают на стулья и столы, чтобы увидеть ее. Мадам де Сталь уподобляют «неудержимой лавине», называют «духовной амазонкой», самой яркой звездой на небе, которую славят все прочие звезды. Она говорит без умолку, везде и всюду проповедует, поучает, рассуждает, внушает, спорит. Она произносит длинные речи перед людьми, привыкшими слушать их только в палатах парламента. Самое говорливое существо на свете, она с одинаковой легкостью разглагольствует на четырех языках: немецком, английском, итальянском и французском. (В перерывах между словоизвержениями мадам де Сталь пишет.) Она сыпет латинскими цитатами. Она перебивает Уитбреда, ораторствует перед лордом Ливерпулом, разъясняет принципы английской политики виднейшим политикам-вигам на следующий день по прибытии в Англию, а день спустя читает политические проповеди политикам- тори. Она высоко отзывается обо всех английских поэтах, не читая их. Ее язык не знает ни минуты покоя. И вот, несмотря на все это, Шеридан, по словам Байрона, иронизирует над ней.
Хотя мадам де Сталь обладает пышно округленными формами, якобы говорящими о поэтическом складе натуры, она являет собой самое диковинное иностранное чудище, которое только доводилось видеть лондонцам. Желтая шляпа на черных кудрях, лавровая ветвь в руке, горящие глаза на лоснящемся грубом лице — все это выглядит весьма необычно. При всем своем безобразии она имеет манеры светской красавицы. Мадам де Сталь в беседе с Шериданом расхваливает его золотое сердце и высокие моральные принципы, а он в ответ превозносит ее женское очарование и изящество.