Новобрачные же проводят свой медовый месяц на лоне природы, среди роз, в коттедже в Восточном Бернхеме. «Я чувствую себя абсолютно и совершенно счастливым, — пишет Шеридан Гренвиллу. — Что же касается облачков, которые, как заметил бы проницательный взор благоразумия, собираются над горизонтом нашей идиллии, то мой ангел-хранитель шепчет мне, что ветерок удачи разгонит их, прежде чем они превратятся в грозовую тучу. Впрочем, женатому человеку пора перестать изъясняться метафорами».
Единственное, что несколько омрачает его счастье, — это гнев отца, который миссис Шеридан называет яростью «damnatum obstinatum mulio».
В разгар всех своих восторгов Шеридан разрабатывает грандиозные проекты и ездит то в Морден, то в Лондон. Во время одной из таких отлучек он изливает свои чувства в следующих стихах:
Миссис Шеридан без промедления отвечает:
Занавес
ГЛАВА 8. ПИТОМЦЫ АПОЛЛОНА
Все члены семейства Линли отмечены печатью необычайной привлекательности. Все они музыкальны, изящны, красивы, артистичны. Когда кто-то из гостей, заглянув в детскую комнату, застал малыша Тома Линли за игрой на скрипке и спросил, собирается ли маленький музыкант стать знаменитым, как его отец, тот, не моргнув глазом, ответил: «Сударь, у нас в семье все гении».
Моцарт, познакомившись с Томом во Флоренции, предрекал, что он станет великим музыкантом. Оба младших брата — тоже необычайно одаренные натуры. Озайес, нареченный так в честь художника Озайеса Хэмфри, учился музыке и философии и всю жизнь имел репутацию человека столь же умного, сколь эксцентричного и рассеянного. Окончив Оксфорд, он принял духовный сан, получил приход в Норфолке, но затем поменял священническую должность на пост органиста Далвичского колледжа. Уильям составил состояние на службе в Ост-Индской компании; выпускник Сент-Полза и Харроу, он с детства писал пьесы и стихи и замечательно пел; в 1796 году он вышел в отставку и посвятил себя литературе и изящным искусствам. Что касается сестер Линли, то это поистине питомицы Аполлона: когда Мэри и Элизабет поют дуэтом, слушатели млеют от восторга.
Дети в семье Линли начинают работать, едва выйдя из младенческого возраста. Художник Озайес Хэмфри, живший в доме Линли, вспоминал, как восьмилетняя Элизабет, примостившись у ножек мольберта и глядя на него снизу вверх с поистине ангельским выражением, мелодичным голоском пела все песни и арии из комических опер «Томас и Салли», «Венок» и «Деревенская любовь». С этим же ангельским выражением на лице она грациозно протягивала навстречу пестрому потоку курортников у входа в зал для питья минеральной воды корзинку с билетами на концерт-бенефис отца. Томас Линли-отец женился молодым, и ему еще не было тридцати пяти, когда в 1767 году он впервые вывел на концертную эстраду Бата двенадцатилетнюю дочь и десятилетнего сына; Элизабет дебютировала как певица, а Том — как скрипач.
Всякий, кто внимательно всмотрится в портрет Тома кисти Гейнсборо, легко поверит тому, что это был проказливейший и обаятельный чертенок. Его живые глаза лукаво и вместе с тем задумчиво смотрят из-под густой шапки кудрявых волос. Ямочки в уголках губ, рисунок которых говорит о впечатлительном и одновременно решительном характере, выдают затаенную улыбку. Даже когда годам к двадцати он превратился, как явствует из более позднего его портрета, в бледного, элегантного, несколько самодовольного молодого джентльмена с гладко причесанными и припудренными волосами, в изящном красном камзоле, при пышном галстуке, подпирающем подбородок, и с треугольной шляпой под мышкой, глубоко в его глазах проглядывает прежний чертенок, а на губах твердого, почти сурового рисунка угадывается все та же затаенная улыбка.