Возможно, для того чтобы отвлечься от забот и треволнений, обрушившихся на него в связи с этой историей, принц прибывает на бал, который дает на Олбермарл-стрит леди Хоуптун, вдребезги пьяным. Поначалу он держится в рамках приличий и смирно сидит «бледный как полотно», но, выпив за ужином полторы бутылки шампанского, принц стряхивает с себя оцепенение и становится на караул в дверях, к ужасу всех входящих и выходящих. Поймав в объятия герцогиню Ланкастерскую, он с громким чмоканьем целует ее. Потом он начинает задирать лорда Галлоуэя, грозя сорвать с него парик и выбить его фальшивые зубы, и совершает еще целый ряд аналогичных пьяных выходок, пока кто-то из спутников принца не вызывает его карету и чуть ли не силой заталкивает в нее дебошира. Бедная леди Хоуптун!
В конце концов Шеридан улаживает это дело в парламенте, подвергнув сомнению опровержение Фокса, «сделав тонкий комплимент даме, на которую, как это можно предположить, недавно намекали в парламенте», и похвалив палату за то, что она сочла ниже своего достоинства настаивать на расследовании, проведения которого она могла бы потребовать в свете поступков принца. Шеридан так искусно строит свою хвалебную речь, облекает в такую туманную форму все, кроме комплиментов, что миссис Фицгерберт удовлетворяется этим разъяснением и преисполняется признательности к оратору.
Впрочем, зрелое размышление заставляет умерить первые восторги. Лорд Окленд записывает в своем дневнике, что форма этого панегирика, похоже, противоречит его содержанию, тогда как язвительный Джордж Селвин, цитируя строку из «Отелло», замечает: «Мерзавец, помни, ее позор ты должен доказать!»[61] Но тактом Шеридана восхищаются, а миссис Фицгерберт приветствуют и восхваляют даже еще больше, чем прежде.
Тем не менее вся эта история причинила партии оппозиции моральный ущерб и вынудила ее воспользоваться кампанией, развернутой в порыве праведного гнева Берком против Хейстингса, с тем чтобы под ее прикрытием исправить допущенные ошибки и восстановить свой пошатнувшийся престиж. Вот какие мелочи лежат иной раз у истоков грандиозных дискуссий.
ГЛАВА 7. Я ОБВИНЯЮ
Уоррен Хейстингс обвиняется в жестокости и преднамеренном обмане, общеизвестными становятся факты о царящей в Ост-Индской компании коррупции, а обсуждение всего этого вопроса происходит на фоне усиливающейся опасности того, что Георг III возьмет бразды государственного правления в свои руки, как он грозит это сделать. Поэтому виги, и среди них Шеридан, пользуются удобным случаем, чтобы в назидание другим наказать экс-губернатора, одержать победу во имя свободы и, осудив правителя, возвеличить подданного.
Сэр Филипп Фрэнсис, сторонник оппозиции и заклятый враг Хейстингса, представляет индийские дела в таком свете, чтобы навлечь на своего недруга гнев общественности: он объявляет первопричиной всех бед непомерное честолюбие Хейстингса и его нежелание считаться с другими. В свое время Фрэнсис дрался с Хейстингсом на дуэли и был ранен. С тех пор он, возведя недоброжелательность в ранг добродетели, лелеет свою злобу против Хейстингса как божью благодать и выставляет ее напоказ при всяком случае с фарисейской нарочитостью.
Фрэнсис стал главным инициатором дела о привлечении Хейстингса к суду; это он вдохновляет кампанию против своего недруга, консультирует и информирует ее организаторов. Он является не только суфлером, подсказывающим реплики из-за кулис, но также и автором, постановщиком и режиссером-распорядителем всей этой постановки. Берк, Фокс, Дандас, Шеридан, вся плеяда блестящих ораторов, обративших свое красноречие против Хейстингса, — это не больше как актеры в грандиозном спектакле, порожденном его воспаленной фантазией. Все двадцать два обвинения, выдвинутые Берком против Хейстингса, основываются на материалах, представленных Фрэнсисом. Манера их изложения обусловлена тонко продуманным планом: массы разрозненных фактов и документов, резкие инвективы, хитроумные инсинуации, не относящиеся к делу выпады и расплывчатые аргументы — все это идет в ход, чтобы подкрепить шаткие обоснования обвинения.