– Когда мы говорили о случившихся в Эдинбурге событиях, доктор Уотсон, ваша супруга любезно обещала сообщить мне подробности истории, свидетелями которой мы стали на… – Он запнулся. – Как называлась та улица, старина?
– Хериот-Роу, – ответил я, отлично зная, что Холмс спрашивает вовсе не из забывчивости, а лишь проверяя таким несносным манером мою наблюдательность.
– Верно, благодарю вас, на Хериот-Роу. Признаться, мне становится все интереснее. Не могли бы вы удовлетворить мое любопытство?
– Что ж, сегодня в лечебнице об этом как раз зашла речь, однако мало что прояснилось. В сущности, тайна, окутывающая самый обсуждаемый дом Эдинбурга, лишь сгущается. Правда, когда я говорю «самый обсуждаемый», то имею в виду лишь полицию, научные круги и немногих посвященных из светского общества.
Холмс сделал несколько шагов к пустому креслу, размашистым жестом откинул полы своего сюртука, уселся и пристально посмотрел на моего кузена.
– Неужели? – осведомился он хорошо знакомым мне невинным тоном, который со всей определенностью свидетельствовал о том, что гений дедукции сгорает от любопытства.
– Итак, мистер Холмс, – продолжал Патрик, – за прошедшие месяцы появилось несколько сообщений о… как бы это выразиться… странных вещах, творящихся в вышеупомянутых стенах. Я хочу сказать, что в доме, кажется, завелись привидения.
Я насмешливо фыркнул:
– Привидения? Чушь какая!
Холмс же по-прежнему пристально смотрел на Патрика, ожидая продолжения, и тот стал объяснять:
– Я тоже так думаю, Джон, однако, полиция ведет расследование уже несколько недель, а между тем, кажется, ничуть не продвинулась. Насколько я знаю, все началось с того, что хозяйка дома, миссис Виктория Тернер, ночью услыхала какие-то постукивания. По-видимому, сначала муж пытался убедить ее, что это шумит кто-то из слуг или, возможно, сами стены студеной ночью издают какие-то звуки. Кажется, он пребывал в убеждении, что супруге спросонья почудилось, пока не услышал тот же стук своими ушами. Следующей ночью, когда раздались непонятные звуки, миссис Тернер проснулась, растолкала мужа, и он тоже их услышал. Кроме этого я мало что знаю и, боюсь, могу лишь поведать вам, что все это продолжалось несколько недель. Затем Тернеры обратились в полицию, но та до сих пор не нашла разгадку.
Холмс сидел все в той же позе, устремив на Патрика свои серые глаза, но мысленно отсутствовал, систематизируя в уме те немногие сведения, что предоставил ему мой кузен. Я же прошелся по комнате, а затем сел в кресло, чтобы успокоить боль в ноге.
– Насколько я понимаю, полицейские не сумели установить, что к возникновению этих звуков причастен кто-то из домашних? – спросил я.
– Нет, и прислуга также не смогла пролить свет на это дело. Откровенно говоря, я слышал, что теперь в полиции считают, будто это результат воздействия сверхъестественных сил, а следовательно, вопрос находится вне их компетенции.
Холмс откинулся на спинку кресла и задумчиво поглядел на огонь.
– Значит, нам остается лишь предположить, господа, что, если все обстоит именно так, этот Эдинбургский призрак потребовал жертву в ночи, – проговорил он. – По-видимому, вы не знаете, кому принадлежит тело?
– Нет. Полиция изо всех сил препятствует утечке информации. Вроде бы ведущему расследование инспектору велели не растрачивать попусту силы на это, как считается, бесперспективное дело, так что он, в свою очередь, переложил всю ответственность на молодого констебля, однако поговаривают, будто у того совсем нет опыта. У меня, знаете ли, почти не было времени вникать во все эти слухи, но, исходя из того немногого, что я слышал, возможно, мы столкнулись с чем-то не доступным нашему пониманию. «Есть многое на свете, друг Горацио…» Что вы обо всем этом думаете, мистер Холмс?
Теперь мой друг, судя по его скептическому виду, не испытывал к делу большого интереса.
– Честно говоря, у меня такое ощущение, что всему этому должно найтись очень простое объяснение. Я бы возложил ответственность за вялое расследование на эдинбургскую полицию, а дело доверил бы новому человеку со свежим взглядом. Как имя того молодого констебля?
– Мортхаус, – откликнулся Патрик. – Джеймс Мортхаус.
Холмс сухо усмехнулся:
– Этот Мортхаус, должно быть, пропустил какую-то важную улику.
– Вы считаете, что в ней и заключается то самое простое объяснение, Холмс? – спросил я. – Уверен, здешние полицейские ни в чем не уступают лондонским.
Детектив резко встал и вернулся к камину.