Слейтера должны были повесить в тюрьме 27 мая, но тут вмешалась общественность. Все большее число людей понимали, что этот процесс несправедлив. Был создан комитет в защиту Слейтера, за несколько дней им было собрано более двадцати тысяч подписей в защиту приговоренного к смерти. Надо отдать должное шотландцам - в них заговорила совесть. В последний день перед казнью повешение было заменено пожизненным заключением.
Конан Дойл узнал о деле Слейтера (дело-то было местным, шотландским, и лондонские газеты о нем почти не писали) лишь в 1912 году, когда к нему обратился адвокат Слейтера, помня о том, как Конан Дойл защищал Эдалджи. Сначала Дойлу не хотелось заниматься этим делом; он был очень занят работой как писательской, так и общественной. Да и Слейтер был ему куда менее симпатичен, чем Джордж. Но когда он все же ознакомился с делом, то понял: не может быть, чтобы Слейтер был в чем-то виновен. Все подстроено, все подогнано - человека "подставили".
В августе 1912 года Конан Дойл издал брошюру "Дело Оскара Слейтера", в которой убедительно доказал, что тот невиновен.
Но, как и в предыдущем деле, Слейтера было трудно оправдать, если не найти настоящего преступника. И тогда Конан Дойл обратил внимание на то обстоятельство, что служанка совсем не удивилась, когда убийца вышел из спальни. Может быть, мисс Гилкрист ожидала и отлично знала того человека, иначе как она пустила его в дом? Ведь замки были нетронуты! А если так, может быть, убийце и не нужны были драгоценности, а одну брошь он взял только для того, чтобы навести полицию на ложный след?
Однако никакого впечатления на власти брошюра Конан Дойла на этот раз не оказала. Министерство ответило, что оснований для пересмотра нет.
Конан Дойл не отказался от борьбы, но что делать дальше, он не знал. Потому он продолжал бомбардировать министерство внутренних дел письмами, а министерство продолжало на письма отвечать: "Мы сожалеем, но..."
И тут в марте 1914 года произошло неожиданное событие. Лейтенант Джон Тренч, детектив полиции города Глазго, один из тех, кто осматривал квартиру убитой, обратился к известному в Глазго нотариусу с заявлением. Уже пять лет он носит в себе информацию, которая могла бы изменить судьбу Слейтера, но не имеет права разглашать ее как служебную тайну. И вот сейчас, не в силах справиться с укорами совести, он просит нотариуса зафиксировать его показания, но не разглашать их, так как Тренча уволят со службы. Тогда, посоветовавшись с коллегами, нотариус дал слово Тренчу, что за правдивые показания, направленные на выяснение истины, начальство не имеет права его преследовать.
Вот что заявил тогда Тренч: "Служанка Элен узнала человека, бывшего в квартире, и в ту же ночь назвала его имя одной из близких родственниц мисс Гилкрист". Далее следовали показания этой родственницы - племянницы покойной: "Я никогда не забуду ночь убийства. Служанка мисс Гилкриот прибежала ко мне, и первое, что она воскликнула, были слова: "О мисс Бирелл, мисс Гилкрист убили. Она лежит мертвая в гостиной, и я видела, кто это сделал..."
Я ответила: "Это ужасно! Но кто это был?"
Она сказала: "О мисс Бирелл, это был А. Б. Я уверена, что это был А. Б."
"Боже мой! - воскликнула я. - Не смей так говорить!"
Когда заявление Тренча стало известно прессе, журналисты бросились к служанке и мисс Бирелл. Но обе заявили, что они ничего подобного в свое время не говорили. Тогда министерством была назначена специальная комиссия, которая заседала тайно и куда не допустили ни Конан Дойла, ни адвоката Слейтера. Комиссия проверила документы и допросила Тренча. После этого было опубликовано правительственное заявление, в котором говорилось: "Нет оснований к пересмотру приговора".
Лейтенанта Тренча, несмотря на то что официально было объявлено, что он руководствовался благими намерениями, тут же уволили из полиции за профессиональную непригодность.
В этой ситуации даже Конан Дойл был вынужден отступить. Это не значит, что он отказался от защиты Слейтера, но он не видел путей помочь ему, если правительство, несмотря на все свидетельства в обратном, по какой-то причине решило оставить имя настоящего убийцы в тайне.
Конан Дойл планировал новые шаги в защиту Слейтера, но тут началась первая мировая война, и обстоятельства изменились настолько, что дело Слейтера отступило на задний план.
Конан Дойл намеревался пойти на войну врачом-добровольцем. Но ему в этом было отказано. 55-летний писатель был настолько известен, что рисковать им не сочли возможным. Конан Дойл не раз бывал на фронте, он многое делал в тылу для помощи раненым, голодающим беженцам. И все эти годы с постоянной тревогой следил за судьбой своих близких, которые оказались на переднем крае. Среди них был его любимый младший брат и старший сын. Брат Иннес стал на фронте генералом, сын служил врачом в полевом госпитале.
От пуль и ранений погибло несколько родственников Конан Дойла. Но судьба пощадила сына и брата. Трагедия случилась тогда, когда осенью 1918 года Конан Дойл позоволил себе облегченно вздохнуть, понимая, что война фактически завершилась. И тут, за неделю до конца войны, его сын заболел инфлюэнцей - это была первая в истории эпидемия гриппа, которая унесла в конце войны сотни тысяч жизней. Подобно тому как тиф свирепствовал в охваченной гражданской войной России, инфлюэнца убивала солдат на Западном фронте. Спасти сына не удалось. Он умер, когда гремели последние залпы войны. А еще через несколько недель, уже собираясь домой, заболел воспалением легких и быстро сгорел генерал Дойл - младший брат Артура, о котором тот всю жизнь заботился, который был ему всегда очень близок.
Эти две жестокие, несправедливые потери и последовавшая вскоре за ними смерть любимой матери буквально выбили Конан Дойла из седла. Он никогда уже не будет прежним. И последние десять лет своей жизни он проживет внешне так же, как и до войны, окруженный славой и почетом. Он будет писать рассказы и повести, но психически это уже сломленный человек.
Именно в эти месяцы в поисках утешения, в надежде отыскать в мире следы умерших людей Конан Дойл занялся спиритизом. И произошла удивительная метаморфоза - человек, который всю жизнь проповедовал научный образ мышления, был скептиком, пошел на разрыв с родственниками, именно потому что не признавал религии, стал писать слабые и путаные книги об истории спиритизма. И если за каждое слово о Шерлоке Холмсе издатели готовы были платить десятки фунтов, то книги о спиритуализме он издавал за свой счет, так как их никто, за исключением узкого круга единомышленников, не хотел покупать. Тяжелее всего пришлось верной Джин. Она не выносила спиритов, но, любя мужа, была вынуждена общаться с ними и мириться с их постоянным присутствием. Конан Дойл, бывший совестью страны, наиболее почитаемым ее писателем, стал объектом насмешек и сочувствия.