Действительно, в основе «Собаки Баскервилей» лежит некий исторический манускрипт. Во время первого визита доктора Мортимера на Бейкер-стрит по поводу датировки документа происходит молниеносный обмен репликами между посетителем и Холмсом (а Ватсону от снисходительного сыщика перепадает даже тонкое замечание о написании буквы d, что и дает ключ к определению времени создания текста). Дальнейшее обсуждение манускрипта выясняет две совершенно разные позиции в отношении как самой истории (я имею в виду «область знания», а не семейное предание Баскервилей), так и тех, кто ее изучает. История о родовом проклятии не производит на Холмса ровным счетом никакого впечатления; более того, он довольно пренебрежительно, позевывая, замечает, что она может быть интересна только «собирателям фольклора». Между тем, с точки зрения историка, перед нами совершенно замечательный документ, написанный в первой половине XVIII века, он повествует о событиях, судя по всему, времен Гражданской войны сороковых годов XVII столетия. Более того, уже во втором абзаце этого странного рассказа, еще до появления порочного Хьюго и страшной собаки, автор его, тоже Хьюго, делает загадочный жест: он не только обозначает период, когда происходят те события (во времена «Великого Восстания», как Наталья Волжина переводит на русский Great Rebellion), но и советует будущим читателям обратиться за описанием упомянутого исторического периода к труду лорда Кларендона. Под последним имеется в виду Эдвард Хайд, первый эрл Кларендон (1609–1674), сподвижник несчастного Карла I, лорд-канцлер развеселого Карла II, канцлер Оксфордского университета, жестокий и наглый нарушитель гражданских прав, в конце концов изгнанный во Францию, где он и умер. Тот же Хайд — автор классической «Истории возмущения и гражданских войн в Англии» (в отличие от Волжиной, переведу Rebellion более старомодно), которую и рекомендует к прочтению Хьюго Баскервиль-младший.
Двумя историками-любителями (лордом Кларендоном и младшим Хьюго) сюжет «Собаки Баскервилей» не исчерпывается. Доктор Мортимер — представитель самой распространенной некогда в Британии разновидности аматёрского изучения прошлого; Конан Дойль изображает его типичным «антикварием»: локальным историком, любителем археологических раскопок, антропологом, даже кельтологом. Эта беззаветная любовь в старым вещам (от черепов до манускриптов) и вызывает насмешку Холмса, который намеренно обижает его гостя, назвав «собирателем фольклора». Антикварий (надо сказать, фигура антикварная к 1889 году, когда, судя по всему, происходит действие повести) барочной и классической эпох сильно отличается от «собирателя народного творчества» романтических времен роста национализма. В этом контексте ирония Холмса понятна: сам он несокрушимый научный позитивист, с такой позиции и антикварии, и любители всего народного выглядят нелепо.
Тонко сотканных сюжетов в «Собаке Баскервилей» немало — как и почти во всей шерлокиане (разве что «Долину страха» можно назвать грубой поп-поделкой). Конан Дойль, безусловно, был выдающимся прозаиком, чье истинное значение замаскировано его ушедшей славой, породившей множество интерпретаций, толкований и пародий. Конечно, Конан Дойля можно упрекнуть в том, что он слишком много написал; но разве чудовищная работоспособность Честертона или Стивенсона мешает нам считать шедеврами «Человека, который был Четвергом» или «Остров сокровищ»? Неполное собрание сочинений Томаса де Куинси насчитывает 12 пухлых томов эссеистики на самые разнообразные темы (от «истории одного татарского племени» до политэкономии), но это никак не сказывается на том, что его «Исповедь едока опиума» и «Убийство как одно из изящных искусств» читают и перечитывают последние полтора века.