Я прочитал вслух:
«Дорогой мистер Холмс!
Только теперь я по-настоящему осознал, куда могут завести расшалившиеся нервы и больное воображение. Вчера, гуляя с Фредди в окрестностях замка, мы разговорились с одним человеком. Он удил рыбу на Гусином плесе. Фредди остановился посмотреть на его улов, слово за слово мы разговорились, и тот рассказал Фредди забавную рыбацкую историйку, потом проводив нас почти до замка, смешил всю дорогу рассказами из жизни своего кузена — викария. Фредди звал весельчака в гости, но тот отклонил его приглашение, заверив, однако, что непременно нас посетит, только как-нибудь в другой раз. Кстати, внешность этого господина могла бы произвести известное впечатление. Представьте великана с копной черных кудрей и черными, как пробкой нарисованными, бровями. То ли цыган из пантомимы, то ли переодетый в английский костюм венецианский гондольер с бандитскими наклонностями. Но после визита к вам я вдруг увидел все в новом свете, моя подавленность последнего времени прошла сама собой, и я понял, что безосновательная мнительность — это своего рода сумасшествие: видишь одно, думая, что видишь другое. А разорванная мочка уха, татуировка на запястье или волосатая грудь еще не говорят, что перед вами непременно Билли Бонс.
У нас с Фредди теперь очень хорошее настроение, поэтому простите этот сумбур и не судите строго.
Ваш несостоявшийся клиент Энтони Торлин.
Замок Фатрифорт,
Гринкомб,
Глостершир».
— Похоже, вы были правы, Ватсон. А я-то вообразил, что мы держимся за ниточку волшебного клубочка, и впереди какая-то необычайная загадка, требующая нашего вмешательства.
Холмс уселся в свое любимое кресло, задымил и надолго замолчал.
Я вышел купить табаку, а вернувшись, застал моего друга изучающим список обитателей замка, составленный мистером Торлином, к которому нервным готическим почерком Холмса было приписано и имя нашего симпатичного клиента.
1. Фредерик Фатрифорт-старший (64 года), лорд, владелец поместья.
2. Фредерик Фатрифорт-младший (Фредди) (9 лет), внук лорда.
3. Мистер Уильям Нортинг (52 года), камердинер.
4. Миссис Беатрис Вайс (34 года), экономка.
5. Фил Джонсон (58 лет), слуга.
6. Пит Джонсон (49 лет), конюх, младший брат Фила.
7. Мэгги Миллем (65 лет), кухарка, родная тетка братьям Джонсонам.
8. Мистер Энтони Торлин (лет 24–26?), учитель.
Было похоже, что смирился Холмс с потерей волшебного клубочка только на словах.
Второй отчет — за пятницу — пришел в субботу утром. Я поздно проснулся и, войдя в гостиную, застал моего друга за чтением письма.
— Какие новости, Холмс? — бодро поинтересовался я.
Пожав плечами, он протянул мне свежий отчет учителя.
— Прочтите, если хотите, быть может, постскриптум вас заинтригует, как заинтриговал меня. Но я сейчас в таком настроении, Ватсон, что готов из мухи сделать слона.
Я прочел:
«Дорогой мистер Холмс!
Если бы вы не просили писать ежедневные и подробные отчеты, я вряд ли бы наскреб событий и на две строки. Утром ходили гулять с Фредди, погода была великолепная. Миссис Вайс снабдила нас бутербродами на случай, если мы уйдем далеко и не успеем ко второму завтраку. Мы и впрямь пришли только к обеду. Фредди набегался и налазился по деревьям за всю предыдущую холодную неделю. Во время прогулки мне дважды мерещился чей-то взгляд, но я отгонял эту мысль, как болезненную, ведь так недолго и манию преследования заработать».
Далее следовала торопливая приписка другим пером и другими чернилами.
«Этой ночью мне не спалось. Днем я, кажется, вполне способен бороться с моими страхами, но по ночам меня не отпускает тревога. Вот и на этот раз желая отвлечься от навязчивых мыслей, я решил, что называется, обыграть себя в шахматы. Недоставало белого короля, и мне пришлось идти за ним в Индию. Это просторная комната в выступе стены, где мы часто проводим ненастные дни. Луна светила вовсю, и я сразу увидел моего короля на ковре возле окна. В лунном свете он блестел, как фарфоровый. Надо сказать, что окно в Индии на три этажа одно и не соприкасается с этажным перекрытием, а имеет зазор, чуть больше дюйма, отчего по самой кромке перекрытия предусмотрены перила. Подобрав короля, я невольно замер, потому что уловил негромкий, но весьма внятный разговор над своей головой. Говорили двое. Первый голос, несомненно, принадлежал камердинеру, второй показался мне смутно знакомым. Не желая подслушивать, я решил было ретироваться, но невольно услышанное меня насторожило: