— Понятно, — как будто с разочарованием протянул Холмс.
— А вот мне непонятно, совершенно не понятно, — задумчиво произнес наш гость и уставился в пол, будто пытаясь обнаружить на ковре таинственный знак могущий прояснить его недоумение, и вдруг задал странный вопрос:
— Может ли человек забыть самое страшное? Смертельно страшное? Может?
— При определенных обстоятельствах, да, — спокойно ответил Холмс и внимательно посмотрел на гостя, ожидая, конечно, что за такой преамбулой последует что-то еще, но, кажется, ошибся.
Молодой человек и не думал продолжать, занятый своими мыслями. А вскоре и вовсе встал с явным намерением откланяться, тогда Холмс остановил его неожиданным замечанием:
— Вероятно, речь о той неприятности, что постигла вас на Девоншир-стрит?
Учитель вздрогнул, и будто тень пробежала по его лицу, но он, похоже, нисколько не удивился, откуда Холмс может знать о его передвижениях, как, например, удивился я.
Видно было только, что вопрос этот задел его за живое, и он усиленно пытается что-то вспомнить, но вспомнить не может. От напряжения молодое лицо его исказилось до неузнаваемости и он с усилием произнес:
— Не помню… ничего не помню. Нет, как вышел из дома на Мортимер-стрит, прекрасно помню, а потом…
— В таком случае, прошу вас, мистер Торлин, сядьте, — попросил Холмс своим глубоким голосом, который завораживал и успокаивал одновременно. Учитель сразу сел. Тогда Холмс, положив ему руку на плечо, предложил:
— Давайте я помогу вам. Мы вместе пройдем ваш маршрут, и вы покажете то место… э-э… где все произошло…
Учитель кивнул и опять ничуть не удивился, глаза его были широко открыты, но он, как сомнамбула, кажется, совершенно не осознавал происходящего, а Холмс, пристально на него глядя, начал:
— Выйдя из особняка на Мортимер-стрит и дойдя до Харлей-стрит, вы зашли в магазин «Грейса и Торнтона», выйдя из него, перешли на другую сторону, прошли до третьего перекрестка и на углу Веймут-стрит зашли в магазин «Монтербенса и сына»… — Холмс говорил вполголоса и делал большие паузы, будто желая уместиться в реальный ритм пешей прогулки по Лондону, ни на шаг не опередив событий. — И вот, выйдя из этого магазина и дойдя до следующего угла, то есть до Девоншир-стрит, вы свернули по ней налево…
— Стойте! Да, ведь я… я просто… чудом каким-то спасся… из-под колес кеба! Чудом, джентльмены! Как же я об этом забыл! — Учитель замер, и мне показалось, что он вот-вот опять позабудет все то, что с таким трудом вспомнил. Вероятно, так показалось и Холмсу, потому что он осторожно повторил:
— Из-под колес? Расскажите!
— Да тут и рассказывать нечего. Я как будто ничего и не помню, кроме факта самого падения.
— Отчего же вы вдруг упали?
— А я… не вдруг упал. Меня… э… м… толкнул один человек. И знаете ли… прямо под копыта лошади, — мистер Торлин уставился на нас, совершенно сбитый с толку не столько вопросом Холмса, сколько своей вопиющей забывчивостью.
— Что же это, джентльмены? Как мог я такое позабыть?! И ведь терзала же меня мысль, что никак не вспоминается что-то страшное и очень важное. Знаете, бывает так, не вспоминается, хоть убей. Внутри и беспокойство, и почти животный ужас, а в голове ничего-ничегошеньки, ни намека.
Я хотел было ответить на его вопрос с чисто медицинских позиций, точнее, с позиций современной психологии, но, посмотрев на Холмса, осекся. Холмс сидел, постукивая тихонько трубкой о коленку, и мне, как никому другому, было понятно, что сейчас лучше помолчать.
— Помню его ботинок, вернее, сапожок коричневой кожи.
— Это что, же был неуклюжий деревенский увалень, что круглый год разгуливает в сапогах, толкая всех и каждого? — с едва скрытым разочарованием протянул Холмс.
— Нет-нет, сапог был не только не деревенский, а прямо-таки щегольской с изящной медной шпоркой и ничуть не грязный. Думаю, он принадлежал какому-нибудь из наших денди или иностранному щеголю, а другого… я ничего и не помню, ровно туман на всем, кроме этой детальки.
— И как выглядел этот человек, тоже не помните?
— Не только не помню, но и знать не могу. Я же его не видел.
Мистер Торлин замолчал, вероятно, решив, что объяснил достаточно, и я долго бы еще гадал, что означает сей парадокс, если бы Холмс не догадался спросить:
— Так он подошел сзади?
— Ну да, сзади, и толкнул-то меня несильно, но я, однако, мгновенно потерял равновесие.
— Нарочно толкнул?
— О нет, не думаю, что нарочно, он же извинился.
— Извинился?