— Кто-нибудь видел его раньше у священника?
— Понятия не имею. — В голосе Мадрина мне послышалась ирония. — Вы, как всякий сыщик, берёте всё под подозрение. Зачем бы священнику выдавать этого барышника за своего старого друга?
— Меня настораживает, — пояснил я, — странное совпадение по времени. — Я повернулся и обратился к Мервин: — Скажите, пожалуйста, не поселился ли здесь кто-нибудь ещё за последние дни?
— На ферме у Парри живёт мальчик, — ответила она. — У него слабые лёгкие, и доктора посоветовали ему пожить в горах, на чистом воздухе.
— Этот мальчик англичанин?
— Гвен Парри плохо говорит по-английски. Наверное, мальчик валлиец.
— Давно он здесь живёт?
— То ли месяц, то ли две недели. Точно не скажу.
— Сколько ему лет?
— Я видела его всего один раз, да и то издали, когда была в гостях у Эвансов, они соседи Гвена Парри.
— Как он выглядит, этот мальчик?
Мервин раскраснелась. Мои настойчивые вопросы смущали её.
— Я не разглядела. Помню только, что у него светлые волосы.
Я вскочил из-за стола, а вслед за мной и Мадрин. Мервин смотрела на нас широко раскрытыми глазами.
— Вы думаете, это тот самый юноша? — спросил Мадрин.
— Совершенно уверен, а барышник, конечно, тот мужчина, который сопровождал его в Лондоне и Ньютауне. Я должен взглянуть на юношу. Далеко отсюда ферма Гвена Парри?
— Скоро стемнеет, — сказал Мадрин, — и нам будет трудно добраться до его фермы, хотя она не так уж далеко. Мы проезжали мимо неё. Она стоит на вершине холма. Но что вы собираетесь делать? Приедете туда и попросите юношу к вам выйти?
— Разумеется, нет. Я не хочу с ним встречаться.
— Значит, это придётся пока отложить. Начнём с визита к священнику. Я представлю вас ему как приверженца англиканской церкви и своего кузена, и вам, возможно, удастся посмотреть на его старого друга. Есть ещё что-нибудь неотложное?
— Я хотел бы поговорить с какой-нибудь служанкой из Тромблей-Холла. Желательно, чтобы это была служанка, которая ухаживала за Элинор Тромблей во время её болезни.
— Летти Хоуэлл? — Мадрин бросил вопросительный взгляд на жену.
Та кивнула.
— Она ночует дома? — спросил Мадрин.
— Сейчас она живёт у дочери, — ответила Мервин.
— Значит, сначала мы идём к священнику, а потом к Летти Хоуэлл. А теперь я покажу, где вы будете спать. — И Мадрин решительно направился в спальню.
После споров и препирательств с хозяином и его женой, которые хотели, чтобы я спал на их кровати — они бы устроились на полу в кухне, — я настоял, что буду спать на сеновале. Мне устроили прекрасное ложе на сене и дали два тёплых шерстяных одеяла. Здесь я мог приходить и уходить, когда захочу, не беспокоя хозяев.
Дом священника стоял позади церкви. Вероятно, он был построен одновременно с ней. К несчастью, священника не оказалось дома, как и его гостя, мистера Батта. Всё это нам сообщила экономка, тощая пожилая женщина. Мадрину удалось разговорить её, и она сказала, что мистер Батт, несмотря на своё ремесло барышника, чистоплотен, аккуратен и вежлив, как настоящий джентльмен. Он уехал сегодня рано утром и обещал вернуться дня через два.
Когда, явившись к Летти Хоуэлл, мы заговорили с ней об Элинор Тромблей, она заплакала. Прошло уже три месяца после смерти её хозяйки, но бедная женщина всё ещё не могла оправиться после пережитого ужаса. Она ведь дни и ночи сидела у постели умирающей. К чести Эмерика Тромблея, он отпустил служанку отдохнуть — пожить у дочери, — по-прежнему выплачивая ей ежемесячное содержание.
После того как она немного успокоилась, я сообщил, что у меня самого недавно умерла мать, и описал симптомы отравления мышьяком: спазмы в желудке, рвота и понос.
— Особенно ужасно было видеть её судороги, — сказал я.
Бедная женщина опять заплакала.
— Я не могла спокойно смотреть на её мучения, — пожаловалась она сквозь слёзы.
Конечно, я спросил Летти Хоуэлл, как вёл себя во время болезни жены Эмерик Тромблей. По её словам, не было человека заботливей и нежнее его.
Мы долго молчали, выйдя из дома, где жила Летти Хоуэлл. Мадрина, очевидно, потрясла моя ложь. Ему было известно, что моя мать преспокойно живёт в Лондоне и, хотя у неё парализованы ноги, она не думает умирать. Меня же одолевали сомнения насчёт того, что Эмерик Тромблей мог отравить мышьяком жену. После рассказа Летти Хоуэлл и встречи с ним мне казались неубедительными обвинения мистера Сандерса и Брина Хьюса. Но если не он, то кто же?