После совещания, судьи огласили приговор. С учетом всех смягчающих обстоятельств, Одинцову, жестоко убившему жену, присудили пятнадцать лет в колонии строгого режима.
Приговор подействовал на Шерли, как бомба. Он закричал на весь зал:
- Неправда! Он не убийца! - но его возгласы потонули в общем шуме противоречивых мнений.
Маму Димы провожали домой Володя с Шерли и "тоже Наташа". В гостинице Володя остался с несчастной, не помнящей себя от горя матерью, которую он знал с детства, они разговаривали до утра. Шерли и "тоже Наташа" ушли.
Вечером Шерли объявил отцу, что не согласен с решением суда и попросил совета, как его отменить. Отец серьезно отнесся к вопросу сына. Он понимал, что психическое состояние Бориса, очень близко принявшего к сердцу принявшего трагедию в семье Одинцовых, как это свойственно подросткам, сейчас на грани срыва, и тактично объяснил, что маме Димы помогут написать кассацию о помиловании. Борис взорвался.
- Какое помилование, если Дмитрий не виновен? - кричал он, - Он специально наговаривает на себя, и слушать ничего не хочет!
Брат Сергей, следователь прокуратуры, вмешался а разговор.
- Видишь ли, твои эмоции не могут быть причиной влияния на судей. Необходимы факты, а все таковые говорят против Димы. Да он и не возражает, еще и показания давать отказался. Нет другой версии.
Борис ушел к себе и лег на кровать. Спать он не мог. Без конца перебирал мысли, искал хоть малейшую зацепку, самую ничтожную, чтобы найти хоть какой-то след, но ничего не мог вспомнить. Вот если бы Дима хоть что-то рассказал... Некая неправильность, неясная мелкая деталь крутилась у него в голове, но ускользала, когда он пытался нащупать ее и понять, что именно ему не нравится.
Теперь каждый день он после школы шел в больницу, потому что Лёня наконец пришел в себя, узнавал его и мог разговаривать. Он быстро поправлялся, уже жаловался, что не хочет все время лежать. Вставать врачи не разрешали, но обещали скоро разрешить читать книжки.
На его тумбочке у кровати Борис обнаруживал много разной вкуснятины.
- Кто-то опережает меня? - ревниво спросил он у Лёни.
- Приходят, навещают, - ответил друг, - Наши, и из школы, и даже взрослые, которых я и не знаю. Вот бы никогда не подумал, что про меня помнят столько разных людей!
Они говорили о разных делах. Но никогда о том, что Лёня будет жить в их семье, эта тема была закрытой.
Дома, за столом, на традиционный вопрос, где он сегодня был, Борис отвечал как всегда уклончиво, хотя никто особо и не расспрашивал, и никто не заговаривал о его друге, находящемся в больнице.
Раз позвонила "тоже Наташа", ее попросила Алиса. Куда-то исчезла шкатулка с Дюймовочкой, и та самая брошь, может, ему известно, кому ее подарили и что-то там о семейных драгоценностях? Но Шерли ничего не знал о судьбе шкатулки и прочего, после смерти Наташи он их больше не разу не видел и не вспоминал. Но в том, что Наташа никому ее не дарила, он был уверен. Просто думал, что она у Алисы.
Вспомнив все обстоятельства, ему стало ясно, что шкатулка исчезла. Гортензия Петровна и Алиса не могли знать всех драгоценностей Наташи, и поэтому вопрос о том, что еще исчезло, кроме этой шкатулки, остался открытым.
Дмитрий Алексеевич, приехав с ними за некоторыми вещами, упорно не желал и слышать о презренном золоте, хотя Гортензия Петровна была в истерике. Фамильные драгоценности! Такая дорогая вещь!
- Сколько их было? Что исчезло! Когда? - допытывалась она.
- Может, сама Наталья Дмитриевна отдала что-то? - спросил Шерли.
- Может, может! - прокричала мачеха. - Это безалаберность и филантропия довели ее до могилы!
Дмитрий Алексеевич грохнул кулаком по столу.
- Замолчи, женщина! Ты омерзительна в своей алчности! - прорычал он, глядя на нее тяжелым взглядом, - Моя дочь умерла, а ты только и говоришь, что о каких-то там побрякушках!
Гортензия, благоразумно промолчав и приняв нейтральный вид, примирительно выставила вперед ладони, и тихонько вышла из комнаты, но Борис заметил, как злобно перекосилось ее лицо, когда она отворачивалась.
Шерли, по просьбе Гортензии, позвонил Алисе, уточнил, что и где она нашла. Выяснилось, что из золотых вещей - ничего, одни простенькие безделушки. Все, что было ценного, они не нашли, в том числе ту самую старинную брошь.
Шерли еще не знал, кто мог украсть вещи Наташи, которые он видел на ней во время свадьбы, пока не мог оформить мысль надежды, но моментально помчался искать Владимира.
Тот в точности помнил, как и что выглядело, и, поговорив, они пришли к выводу, что ни Алиса, ни мачеха не нашли вообще не одной золотой вещи. Исчезли сережки с бриллиантами-капельками, который были у Наташи еще с выпускного, серебряный медальон с изображением матери Наташи, пара старинных перстней дорогой работы, подарок тетушки Ксении, и шкатулка с Дюймовочкой. Борис решил, что совершить убийство могли воры.
Сияющего от догадки Шерли отец отрезвил мгновенно.
- Могли взять родственники, а тебе не сказать. Ты их видел, этих двух? Будь уверен, все, что нашли, они вполне могли забрать в первый же день. Да и мало ли кто еще? Может, она их сама спрятала куда или подарила.
- Не могла она такие вещи подарить! Они ей были дороги как память. - запротестовал сын, - А проверить?
- Ну а как ты проверишь? - усмехнулся отец, - Так они тебе и сказали.
Разговор закончился тем, что Борис схватил свою сумку и умчался, стукнув дверью.
- Совсем он от рук отбился, - сокрушенно заметила мать, заметая посыпавшуюся с потолка над дверями штукатурку, - Не знаю, что из него вырастет...
- Наоборот, характер рождается, да еще какой! - гордо ответил отец. Он, довольный, покрутил головой и направился к креслу, где лежала еще не прочитанная свежая газета.
Шерли советовался с Володей. По секрету от всех. Они решили попробовать отыскать шкатулку, хотя шансов на успех в этом деле было один из сотни. В школе на перемене Шерли собирал "малят" - от 1 до 5 класса и серьезно рассказывал, что объявил конкурс на лучшую поделку о Дюймовочке или лучшую шкатулку, награда победителя ждала, по детским меркам, большая. Мальчишки почесывали затылки. В городе было несколько школ. Распределили по плану - кто в какую пойдет, и началась катавасия. Посыльные вели переговоры с "малятами" из других школ, а те, в свою очередь, с братьями и сестрами в детсадах и неорганизованными, домашними, во дворах. Ко второй половине дня, через двое суток, после начала "операции", двое участников привели мальчишку лет шести, без зубов. Он прошепелявил:
- Генка знает пло скатулку с девцонкой на цветке.
Шерли схватил этого вихрастого, встряхнул. Дома были дед, сам Генка и больше никого. Дед был строгий, в очках, он долго не мог понять, зачем им нужна шкатулка, которую он купил на рынке для внука. Потом полез в комод, достал завернутый а салфетку ящичек. Борис замер. Это была она - та самая старая шкатулка ручной работы, у которой местами откололись кусочки лака. Да и не было другой такой.
Телефона у деда не было, и юный сыщик бегом побежал в милицию. Если бы не отец, ему вряд ли удалась бы убедить в серьезности этого открытия занятых людей. Дел невпроворот, а тут сказка про Дюймовочку. Юный сыщик радовался удаче со шкатулкой. Он видел себя победителем, готовил речь отцу о пользе непризнанных детективов. Его же вежливо попросили не вмешиваться. От деда стало известно, что парней было трое, молодых, лет 17-18, не больше. Один рыжеватый, в потрепанной кожаной куртке, второго он не запомнил, а третий - он не успел досказать, как вдруг сидевший в углу внук прошепелявил: