Я еще раз откатился как раз в сторону дерева, когда над моей головой вжикнула еще одна стрела и из кустов снова раздалось характерное «Пшшш… Бум!» и тут же шлепок – попадания пули в ствол дерева. Ну а затем начался цирк с лошадями.
Я как раз снял карабин с предохранителя, когда три бородатых идиота с криками понеслись в мою сторону, размахивая ударно-дробящим оружием, это если юридическим языком, а так – с дубинами наперевес. Не поверив в такой вариант, уже став на колено и прижав карабин к плечу, выглянул, как на тренировке, из-за препятствия на полкорпуса и…
«Бум! Бум! Бум!» Они меня так разозлили, что уже включились рефлексы, и я в лучших традициях практической стрельбы сделал классический «Билл Дрил» по групповой цели. Картечь, двенадцатый калибр, полная навеска на расстоянии десять метров никому шансов не оставляет. Три истерзанных тела просто легли на поляну, даже не пикнув, и их рев мгновенно замолк.
Кустики были так себе, и через них были видны два силуэта, которые занимались характерным и не совсем приятным для меня делом – перезаряжали древние дульнозарядные ружья, привычно дергая шомполами, утрамбовывая заряды.
«Бум! Бум! Бум! Бум! Бум!» – пять выстрелов веером по кустам, сброс магазина, вставил новый, перезарядка. «Бум!» – по кустам, вроде какое-то шевеление. Смена позиции, не вправо, как обычно бегут неподготовленные стрелки и где их обычно ждут, а влево, при этом как на тренировках, ствол оружия был направлен в сторону противника. Перебежал к соседнему дереву, встал на колено и, опять жестко прижав приклад к плечу, чуть выглянул из-за дерева, через коллиматор рассматривая позицию противника. Вжик! Стрела скользнула по шлему и ушла куда-то в сторону.
«Бум!» – в сторону стрелка, который тоже по-умному спрятался за дерево, ствол которого сразу искромсало моей картечью. И этот дурак тут же выглянул на полкорпуса, натягивая лук и целясь в меня – наверно, тут привыкли, что все огнестрельное стреляет по одному разу, и уже выработались кое-какие схемы поведения против стрелка с огнестрельным оружием.
«Бум!» Я стрелял как бы снизу вверх, и сноп картечи ему угодил в верхнюю часть туловища, с кровавыми брызгами разворотив грудь, разнеся череп и снова искромсав дерево, за которым он прятался. Лучник без звука завалился назад.
Ни о чем не думая, реально ощутив азарт боя, сразу побежал к следующему дереву, снова меняя позицию, для приличия пальнув на ходу опять по кустам, на случай если там кто-то живой остался.
Спрятавшись за деревом, замер на несколько мгновений, переводя дух и вслушиваясь в звуки леса. Птиц не было слышно, выстрелы многих перепугали, и они либо улетели, либо затихли, а все остальное в виде шума ветра в кронах деревьев, журчание ручейка – остались, но не более того.
В такой ситуации, как сейчас, лишние телодвижения могут стать фатальными: все попрятались, сидят, ждут, у кого первого сдадут нервы. Прошло еще несколько минут, как с той стороны раздался уже знакомый голос:
– Великий Катран, не стреляй, здесь все убиты, – а в голосе уже чувствуется такое конкретное уважение и даже страх.
В бою, да и на войне, беспечные и доверчивые долго не живут, поэтому с радостью ломиться и рассматривать поверженных врагов я не стал. Короткими перебежками от дерева к дереву, забирая в сторону, перепрыгнув через ручей, почти обошел с фланга импровизированную позицию противника. Вроде неприятных сюрпризов не было. Вон и Иван стоит над телами врагов и что-то с интересом рассматривает. Услышав мое топанье, он отошел в сторону и благоговейно показал на четыре тела, лежащие среди кустов.
Еще раз осмотревшись, я уже более спокойно подошел к нему. Картина, мягко говоря, нерадостная. Картечь и здесь натворила дел: когда я стрелял веером по кустам, как раз на уровне пояса, двое стояли и заряжали ружья, а вот еще двое присели, спрятавшись. Естественно, кустики никакой защиты им не обеспечили, и все четверо легли вполне надежно и качественно – в патроне двенадцатого калибра около десятка восьмимиллиметровых картечин, каждая из которых при выстреле имеет энергетику, сходную с пулей пистолета Макарова. Поэтому пять выстрелов это все равно, что из пистолета-пулемета непрерывно выпустить пару магазинов по кустам.
Я остановился и смотрел на дело рук своих, и что странно – никаких особых эмоций не испытывал, хотя это были первые «двухсотые» в моей жизни, которых я сам сработал. Абсолютно никаких эмоций: они стреляли, я стрелял и все. Я попал, они промахнулись, такова жизнь, такова логика и правда боя насмерть. Либо они, либо я.
По фенотипу – все вроде как славяне. Одеты бедненько, какие-то тулупы, штаны из грубой ткани, обувь непонятная, нечёсаные бороды, в общем, типичный вид лесных разбойников этого времени. Хотя вот один чернявый явно имел восточные корни, и чуть лучше одет, и вроде даже пару дней назад брился, судя по щетине. Умер, получив две картечины в голову и одну в грудь, намертво зажав в руке большущий револьвер, так и не сделав ни одного выстрела. А вот это хорошо, заберу трофей себе, подарю Максиму Николаевичу, он вроде как любитель таких раритетов.