Я порылся в ящиках, расшвыривая бумаги по всему столу.
— Видишь? — спросил я, демонстрируя драгоценные диски. — Скоро эти книги станут персонажами фильма, — сказал я загадочно.
Я уже написал программу, конвертирующую прозу непосредственно в изображение, создающую персонаж, исходя из авторского описания, и протестировал ее в те моменты, когда Ландерс отсутствовал. Я даже добавил подпрограмму, позволяющую осуществлять интерактивное взаимодействие с персонажами, на тот случай, если директору потребуется изменить сюжет. Именно ее я и хотел сейчас применить. Она носила рабочее название Ансон-502 и была, согласно описанию, самопрограммирующейся, саморедактирующейся и управляемой голосом программой. Если мне посчастливится, то очень скоро я получу результат. Будучи уверен, что ввел все данные, я нажал на кнопку и побежал к демонстрационному помещению, а Майк следовал за мной по пятам.
Я настроил машину так, чтобы она реагировала на внешнее воздействие, пока работает программа. Итак, скрестив пальцы для удачи, я встал в поле действия камеры и нажал кнопку «ввод». Экран включился. Камера начала подавать признаки жизни. Ничего больше не произошло.
— Черт, — выкрикнул я.
— Проверка команды «черт», — сказал компьютер, затем, секундой позже, добавил, — команда не зарегистрирована.
— Проверка, — сказал я. Как бы вы ни старались, всегда что-то остается недоделанным, хотя сейчас мне казалось, что я предусмотрел все. Я нервно ожидал результатов проверки.
— Изображение отсутствует. Конфликт данных, — произнес механический голос.
Я вздохнул.
— Создать изображение из описания. Использовать самый тщательный метод разрешения конфликтов.
На мониторе замигали огоньки, и я отступил назад в ожидании изменений.
Постепенно сформировалась голограмма. Когда посреди помещения с синими стенами появились самые первые неясные очертания, я даже не знал, чего мне ожидать. Даже здесь его нельзя создать в реальном размере, зато можно видеть, что мы делаем. Будут ли изображения стабильными в таком масштабе? Затем мне подумалось, что театры могут возродиться вновь. Многочисленная публика, смотрящая превращенные в голофильмы пьесы? Различные возможности приходили мне в голову, а тем временем изображение становилось все четче. Сначала возникла комната. Персидская туфля на каминной доске, скрипка Страдивари, оставленная на столе. Пачка писем, приколотая ножом, причем бумаги слегка колыхались от ветра, проникавшего через открытое окно. Они были настолько реальны, что я подавил желание подойти и прочитать, что там написано. Затем, к еще большему своему удивлению, я увидел, как начала формироваться человеческая фигура. Некто сидел в кресле с пышной обивкой, положив руки на подлокотники и подавшись вперед. Он повернулся, чтобы посмотреть на меня, и в глазах его отразилось любопытство. Хотя мне самому никогда не приходилось голографировать фильмы о Холмсе, мне посчастливилось их посмотреть достаточно в свое время. Странно, что компьютерное изображение немного походило на одного очень известного актера в этой роли. Интересно, была ли заложена в памяти компьютера фотография Джереми Бретта? Чтобы побыстрее договориться с ним, я отсканировал записку «Дорогой мистер Холмс, я хотел бы встретиться с вами этим утром по одному немаловажному делу». Эта же записка и лежала перед ним на столе, выглядывая из конверта.
— Я вижу, сэр, что вам довелось пережить довольно большую трагедию в жизни. Чем могу быть полезен? — спросил он.
— Трагедию? — спросил я.
Майк засмеялся. По его приподнятым бровям я видел, что все происходящее занимает его в не меньшей степени, чем меня. Я настроил оборудование таким образом, чтобы Холмс мог видеть только стену в том месте, где располагалась камера и стулья. Майк находился вне поля его зрения, но в пределах досягаемости микрофона, который служил Холмсу ушами. Я жестом приказал приятелю молчать.
Холмс нахмурил брови и поглядел на меня несколько раздраженно.
— Не беспокойтесь, сэр, — сказал он. — Если вам самому больно говорить об этом, ничего не говорите, но неприятность, случившаяся с вами, вполне очевидна. Вы художник и, смею добавить, довольно хороший, который в последнее время испытывает тяжелые времена. Это очевидно по тому, что вы вынуждены были писать картину на своей одежде за неимением холста, — сказал он, указывая на мою расписанную от руки футболку. — То, что неприятности наступили недавно, легко определить из того факта, что ваши брюки и обувь очень высокого качества, хотя и непривычного фасона. По всей видимости, куплены за границей. Но трагедия налицо, какова бы ни была ее причина. Что бы еще заставило вас носить на себе этот шедевр, если не крайняя нужда?