— В кабинете, Джордж? — с любопытством переспросила миссис Челленджер. — Оставил что?
— Ах, теперь это не имеет значения, — хрипло ответил он. — Полагаю, даже величайший, превосходно развитый интеллект может порой страдать забывчивостью.
— Джордж, не забывай, ты ведь спасал меня.
В его бороде, словно луч солнца в темном лесу, сверкнула улыбка.
— Твоя безопасность, Джесси, превыше всего. Не думай больше об этой маленькой неприятности.
Впереди показался зеленый луг с огороженным цветником. Челленджер повернул повозку.
— Остановимся здесь, — сказал он. — Бедный Даппл честно трудился, ему необходимо отдохнуть. Как и мне, впрочем. Итак, если нам обоим нужно отдохнуть, логично будет заключить, что отдохнуть не мешает и тебе.
— Может, поедем дальше, Джордж?
— Не стоит, право, иначе наша прекрасная лошадка не довезет нас до моря.
Она замолчала, зная, что спорить в мужем в подобных случаях было бесполезно. Профессор, с трудом переставляя затекшие ноги, выбрался из повозки и потрепал Даппла по холке. Ему ответило тихое ржание.
— Хорошо, что мы с тобой на дружеской ноге, — сказал Челленджер, выпрягая мерина.
Он привязал коня к колесу повозки. Даппл, недолго думая, тут же принялся объедать пышную июньскую траву.
— Мы с раннего утра не ели, Джесси. Приятный обед на открытом воздухе нам никак не повредит. Я поищу воду для Даппла.
Челленджер направился к цветнику. За ним виднелась крыша коричневого домика. Миссис Челленджер тем временем достала из корзинки скатерть в синюю клетку и расположила на ней две тарелки, несколько бутербродов и фрукты. Не успела она открыть бутылку бургундского, как рядом раздались грузные шаги Челленджера — он возвращался. В руках профессор нес два ведра, через мощное плечо была перекинута смятая темная ткань.
— Дом брошен, — сообщил он. — Умные люди — бежали, не дожидаясь приближения опасности. Я обнаружил колодец; вот вода для нас и Даппла.
— А это что?
— Пара одеял. Они сушились на веревке. Придется заночевать здесь, а ночь в это время года может быть прохладна.
Он отнес благодарному Дапплу ведро с водой, уселся на траве, скрестив ноги, и принялся с аппетитом уничтожать припасы. Миссис Челленджер не смогла заставить себя последовать его примеру; она лишь откусила кусочек бутерброда и проглотила несколько виноградин. Челленджер уговорил ее выпить вина.
— Тост, имеющий отношение к нынешнему положению дел, — провозгласил он, поднимая свой бокал. — Да будет наше путешествие счастливым, и пусть разброд и шатание постигнут непрошеных гостей!
Госпожа Челленджер молча потягивала вино, охваченная мрачными предчувствиями.
— Сколько уже произошло несчастий, Джордж, — тихо сказала она наконец. — Я все думаю о тех ученых, про которых ты рассказывал. Мистер Стэнт и мистер Оджилви умерли так ужасно. Я верю, ты также скорбишь, тем более что сейчас люди могли бы воспользоваться их знаниями и советом.
— Поскольку мы заговорили об их знаниях и советах, не считаю, что мир так уж обеднел вследствие этой потери, — задумчиво произнес Челленджер. — К научным достижениям и Стэнта, и Оджилви я всегда относился с безразличием, граничившим с коллегиальным презрением. Но ты была права, дорогая Джесси, напомнив мне, что я должен сожалеть об их смерти. Скверная смерть, уверяю тебя, и совершенно нелепая и ненужная.
Подобная снисходительность со стороны профессора, казалось, успокоила госпожу Челленджер; она доела свой бутерброд, съела второй — с жареной куриной грудкой — и выпила еще один бокал вина. Так они сидели, болтая, Даппл пасся у повозки, солнце клонилось к закату, и безоблачное небо над ними было спокойным и мирным.
В сумерках миссис Челленджер зевнула, прикрывая рот крошечной ручкой.
— Что-то меня в сон клонит, Джордж, — сказала она. — Странно, тебе не кажется? Прошлой ночью я почти не спала.
— Именно поэтому тебе и хочется спать. Дай-ка я устрою тебе постель. Погоди, нужно расстелить одеяла.
Челленджер погрузил могучие руки в землю и принялся рыть, выбрасывая мягкие глыбы торфа; соорудив выемку по размерам ее тела, он стал собирать под деревьями, окружавшими луг, сухие ветки и принес сперва одну, затем другую охапку.
— Этого будет достаточно для небольшого костра, который прогонит ночной холод и при надлежащем наблюдении будет гореть до утра, — произнес профессор лекторским тоном.
— Ты разве не ложишься?
— Попозже, дорогая.
Она заползла под одеяла. Челленджер неподвижно сидел у костра, мурлыкая, словно колыбельную, свою любимую песенку о рождественских колоколах[19]; наконец он услышал, как она тихо и ровно задышала, засыпая.
19
В оригинале Челленджер напевает «Ring out, wild bells, to the wild sky» — знаменитое рождественское стихотворение Альфреда Теннисона (1809–1892) из книги стихов «In Memoriam А.Н.Н.».