– Я понимаю, сэр.
Капитан достал коробку с трихнопольскими сигарами:
– Угощайтесь, господа.
Поблагодарив, я взял сигару, а Холмс извлек свою трубку. Обмен репликами между моим другом и капитаном Уоллесом доставил мне истинное удовольствие. В кои-то веки Холмсу удалось встретить армейского офицера, использующего тот же метод, что и он сам! Но я не мог не отметить, что капитан, при несомненном уме и наблюдательности Уоллеса, отвечал медленно, как следует подумав и тщательно подбирая слова. Холмс же бросал реплики играючи, не задумавшись ни на мгновение. С другой стороны, сейчас Уоллесу, в отличие от нас с Холмсом, едва за тридцать. Можно было надеяться, что у капитана еще все впереди.
– Итак, господа, – от смущения Уоллес спрятался за завесой ароматного дыма, – дело это представляется мне странным до чрезвычайности. Уже тот факт, что двенадцать боевых треножников марсиан были остановлены и частично уничтожены совершенно непонятным способом, достоин самого пристального внимания. Осмотрев место сражения, я поначалу предположил, что против марсиан было использовано неизвестное нам чрезвычайно мощное оружие. Но ряд обстоятельств, а также некоторые весьма странные находки, приобщенные к вещественным доказательствам, намекают на сверхъестественную подоплеку молдонских событий. Впрочем, судите сами…
3. Ведьма
– Ведьма! Ведьма!
Том оглянулся. К нему спешила миссис Трелони.
Миссис Трелони была эмансипанткой. Том не знал, кто такие эмансипантки, но слышал, что они хотят играть в крикет, забивать сваи и заседать в парламенте. Насчет парламента и крикета у Тома не было своего мнения, а сваи при телосложении миссис Трелони можно было забивать одной левой, не спрашивая отдельного разрешения. Жена торговца скобяными изделиями, человечка боязливого и тщедушного, мать троих детей, лишенных права голоса еще в колыбели, Анна Трелони забрала в семье полную власть. Как правило, она носила белую блузку в комплекте с юбкой и жакетом из темной шерсти – костюм этот миссис Трелони гордо называла «либерти». Но сегодня рупор свободы без видимой причины изменил старым привычкам и разоделся, как на праздник. Летнее прогулочное платье из репса, отделанное бедфордскими кружевами машинной работы, дополнялось зонтиком и шляпкой, похожей на цветущий куст шиповника.
– Ведьма! Том, дружок, ты же сказал им, что миссис Лиггинс – ведьма!
В дружки Рэдклифа зачислили впервые. Обычно для миссис Трелони он был «тем громилой».
– Я… – начал было Том.
Но миссис Трелони, по выражению лица Рэдклифа догадавшись, что грузчик не выполнил важнейшую из задач современности, уже потеряла к Тому всякий интерес.
– А вы, мистер Леннон?
Возница меланхолично сплюнул под копыта лошади. Лошадь, охваченная еще большей меланхолией, переступила с ноги на ногу и фыркнула.
– Вам должно быть стыдно, миз Трелони, – Том постарался вернуть себе самообладание. Однажды миссис Трелони при помощи зонтика накрепко вбила ему в голову, что обращаться к ней стоит, используя прогрессивное слово «миз», а никак не ретроградное «миссис». С тех пор Рэдклифу стоило большого труда вовремя вспомнить, как именно надо именовать миссис – тьфу ты! – миз Трелони.
– Мне? Ах ты, грубиян! Угнетатель!
– Ведьма? Как интересно! Разрешите представиться, дорогая миз Трелони: Шерлок Холмс. Я с радостью выслушаю вас насчет ведьмовства миссис Лиггинс.
Том не заметил, когда мистер Холмс в сопровождении доктора и капитана Уоллеса вышел из управления. В любом случае, Рэдклиф чертовски обрадовался: тяжесть беседы с бешеной эмансипанткой теперь ложилась на плечи образованных джентльменов, освобождая несчастного грузчика. Отступив в сторону, он вздохнул, чувствуя себя тупицей. Вот мистер Холмс, к примеру, с первого раза запомнил обращение «миз». На то и джентльмен, чтобы все запоминать без побоев.
– Вы! – зонтик миз Трелони уставился на Холмса. – Большая шишка из Лондона!
– Из Суссекса, – уточнил Холмс, мило улыбаясь.
– Вы приехали вынюхивать? Ну так я вам дам хороший след!
– Ведьма, – в беседу вмешался доктор. – У вас есть доказательства?
– У меня хватит доказательств на смертный приговор! – кажется, миз Трелони забыла, что миссис Лиггинс была уже вне юрисдикции земных судов. – Знаете, с чего мы начнем? С самого дорогого, что есть в мире! С наших детей!
Том обратил внимание, как вздрогнул мистер Холмс. Если верить доктору, удивительный пасечник так любил детей, что эта тема была для него крайне болезненной.