В 9 часов в разных местах заколыхались факелы.
Когда наша маленькая компания очутилась на улице, было темно, но народ кишмя кишел, как вспугнутый рой. Тени людей сливались, и все тонуло в черном бурлящем потоке, который неудержимо стремился к одному месту — в порт. Здесь в предместье кричали, что путь в город отрезан, так как вся Одесса уже охвачена огнем. И это могло казаться: гигантское зарево, охватившее полнеба, ширилось, клубясь, росло, надвигалось и уже бросало кровавые отблески на надвигавшуюся толпу. Это был тот трагический момент, когда догорал уже внутренний порт каботажного плавания, с которого начался пожар, и вместе с бесчисленными пакгаузами и угольными складами занялась эстакада на моле.
Чем ближе подходили к городу — тем становилось все светлее и светлее. Стекла домов по пути горели отраженным огнем. И с каждым шагом людской поток делался шире и бурливее. Здесь и там попадались отряды пехоты, идущие спешным, форсированным маршем. Проезжала конница… И вместе с клубившимся дымом и фонтанами огня и искр гул и звон стояли над городом.
Шерлок и Ватсон, как истые англичане, большие любители сильных ощущений, чувствовали себя превосходно и с жадным любопытством стремились вперед. Впрочем, картина захватывала всех, и даже потом, когда стали доноситься характерные звуки сигнального рожка, и в воздухе залп трещал за залпом, — никто не повернул назад.
Макданьянц служил чичероне. Теперь Шерлок имел возможность убедиться, что армянин не только не хочет воспользоваться случаем и увильнуть от прогулки, которая не могла быть ему приятной, но как будто сам спешил развязаться с делом.
Около самого порта, где почти нельзя было пробиться, он ловко провел всех Нарышкинским спуском, и вскоре вся компания, вместе с толпой, двигалась по территории порта.
В это время на море, сверху донизу, как гигантские факелы, горели уже подожженные пароходы, и далеко-далеко, между этими стройными столбами огня, виднелся пустынный берег Пересыпи, залитый светом.
Кругом царили ужас и смерть. Среди трещавших балок и рушившихся стен, освещенные колеблющимся пламенем, вопили, метались и падали обезумевшие люди. С гиканьем и дикими криками проносилась толпа и — трах-та-та-тах… сейчас же рассеивалась, оставляя скомканным живым копошившиеся массы.
Трах-та-та-тах… Трах-тат-та-тах…
Макданьянц повернул в Портовую улицу, и словно все вырвались из пекла. Вздохнули свободно. Похоже было на то, будто волны доходят только до этого места. Вспыхнула электрическая станция, и весь народ бросился туда.
И глядя на красную от огня, но тихую, словно вымершую улицу, не верилось, что это рядом, в двух шагах, звучат выстрелы и валятся люди.
Но горело и здесь. Пламя медленно ползло вдоль улицы и точно тихо слизывало жалкие домишки.
Около какого-то деревянного строения Макданьянц остановился.
— Ну, слава Богу! — сказал он. — Думал, уже пропал дом, и Макданьянц пропал. И ты говорил бы: «Вор Макданьянц, мошенник». Ну, слава Богу!.. Подожди, пожалиста, здесь… Я мигом сейчас… Я знаю, где лежит…
И он скользнул в ворота, но в воротах на секунду приостановился и, покачав головой, показал рукой на противоположную сторону, где, в нескольких шагах от них, только-только занималось какое-то здание. Все посмотрели туда и поняли, в чем дело. Горела та самая старая «мельница» Макданьянца, где и заварилась вся каша.
Подошли поближе.
Очевидно, около нее, а может быть, и в ней, сегодня уж кто-то распоряжался. Доски от окон и дверей и сами двери были оторваны, и зияли огромные черные дыры.
Огонь охватывал здание сзади. По стене пламя медленно поднялось вверх, лизнуло крышу и поползло вперед.
Все смотрели.
Тонкий огненный язычок выбежал вперед, перегнулся, заглянул, струясь, в темное нутро, осветил на секунду какую-то пустынную каморку, вырвал из мрака призрак фантастической фигуры в глубине и побежал обратно.
Шерлок узнал это место и лесенку в несколько ступенек и самую каморку: это была прихожая.
Снова выбежал язычок и еще один сбоку, встретились по дороге, мигнули друг другу и скрылись.
И вдруг тысячами таких язычков все пламя, шипя, перегнулось через крышу, и разом темные отверстия стали ярко-красными, и все осветилось до последней щели. Урсула вскрикнула не своим голосом. Сам Шерлок побледнел.
Стало несомненным, что внутри спал человек. То, что им померещилось, — было в действительности. Человек, очевидно, мертвецки пьяный, спал почти стоя, навалившись грудью на стену и упираясь головой в угол. Через минуту он должен был обратиться в факел.