Принц Шунги, спустя несколько недель, вышел в отставку. Молодой лорд Роберт возвратился в Англию; он заканчивает курс в Оксфордском университете и готовится к карьере дипломата.
Шерлок Холмс отказался от ордена, который ему предложили на память о пребывании в Петербурге: он сохранил лишь подаренную ему принцем Шунги булавку, — ту самую, из-за которой Гарри Таксон познакомился с порядками петербургской сыскной полиции.
Аноним
ШЕРЛОК ХОЛМС В МОСКВЕ
Предлагаемая рукопись поступила в распоряжение редакции при несколько загадочных условиях.
14-го марта получена нами отправленная из Москвы (13-го марта, в 2 ч. дня) телеграмма следующего содержания:
«Шерлок Холмс в Москве. Посылаю заказным повествование об его московских приключениях. Ставлю условием напечатать в ближайшем нумере „Огонька“».
Телеграмма без подписи.
Через день редакцией, действительно, получена в закрытом пакете рукопись, отпечатанная на пишущей машине, — и опять без обозначения фамилии автора.
Редакция приглашает анонимного автора снять маску.
своей официальной истории подвигов Шерлока Холмса доктор Ватсон совершенно умалчивает о некоторых делах, связанных преимущественно с периодом пребывания Шерлока в России.
Мы говорим не о громких делах, как например исчезновение семьи С., или пропажа фамильных бриллиантов баронессы К., по которым он и был приглашен, а о двух-трех мелких, оставшихся потомству неизвестными только потому, что Шерлок оказался в них не вполне на высоте положения.
Мы полагаем, что, умышленно умалчивая об этом из чувства национальной гордости, Ватсон делает ошибку.
Промахи великого человека так же поучительны, как и его подвиги, и не умаляют его славы.
Наша цель — пополнить этот пробел.
В Москву, как известно, Шерлок Холмс попал в конце августа 19** года, по приглашению мучника-миллионера И-ова. Это скандальное дело, о котором москвичи в свое время говорили не иначе, как с улыбкой, благополучно закончилось почти без участия Шерлока.
Маленькая кафе-шантанная певичка, исчезновение которой подняло всю полицию на ноги, была найдена в одном из грязнейших притонов близ Сухаревки, живой и совершенно невредимой, но пьяной до бесчувствия.
Люди посмеялись и стали забывать.
Шерлок Холмс собирался покинуть Москву.
Вот в это-то время, когда он так томился своим вынужденным бездействием, подвернулось дело, которое возбудило впоследствии столько самых разноречивых толков в обществе.
Однажды в ясный сентябрьский день Шерлок Холмс, смотревший из окна гостиницы «Метрополь» на Театральную площадь, услышал стук в дверь. Шерлок Холмс быстро принял позу беззаботного денди, позу, которая так к нему шла.
— Войдите!
Вошедший был высокий, худой, мешковатый человек с болезненным лицом и тусклыми, усталыми глазами.
Очевидно, он сейчас же узнал знаменитого сыщика, ибо, сделав общий, немножко старомодный поклон, он вторично поклонился Шерлоку и сказал с изысканной, тоже немножко старомодной вежливостью:
— Если не ошибаюсь, сэр…
Шерлок встал.
— Да, я — Шерлок Холмс!
И вскользь бросил на незнакомца один из своих быстрых, но пронзительных взглядов, от которых никогда еще не ускользала ни одна мелочь.
Шерлок Холмс и вместе с ним приехавший неотлучный его друг доктор Ватсон прослушали рассказ незнакомца.
— Моя фамилия Псищев, и по профессии я — сыщик. История, которую я буду иметь честь вам рассказать — история, господа, не совсем обыкновенная, и я попрошу у вас особого внимания… Господа, может быть, вам небезызвестно, что профессия, подобная моей, никогда еще не создавала друзей. И я не исключение. Два раза меня пытались убить и, как видите, безуспешно. Один раз меня затащили уже в пустой дом, но не успели повесить только потому, что там скрывались мои помощники. Могу сказать, что я обделал тогда это дело довольно чисто. Четверо молодцов, которые жаждали моей смерти, были-таки расстреляны, но это не избавило меня от преследования. Шайка, к которой они принадлежали и членов которой я знал наперечет — разбойничья шайка анархистов-экспроприаторов — еще с большим ожесточением и упорством принялась меня ловить. Нужно вам сказать, что во главе этой шайки стоял человек, который имел со мной личные счеты, по его мнению, достаточно большие, чтобы не упускать меня из виду. Помимо ненависти, которую он чувствовал ко мне, как зверь к своему ловцу, он ненавидел меня еще за смерть брата, в которой считал меня повинным. И, скажу прямо, я был повинен в ней, в этой смерти! Как видите, господа, я от вас ничего не скрываю. Я это делаю для того, чтобы ни одна нить не могла от вас ускользнуть. Ибо я сказал себе, как только услышал про то, что вы здесь: «Вот люди, Псищев, которые должны все знать, до последних мелочей, все, и они тебе помогут!» Прав ли я, господа?
— О, yes, — сказал Шерлок, не спуская с него глаз. Продолжайте ваш рассказ!
Псищев продолжал.
— Господа! — Голос его как бы окреп вдруг, и он первый раз взглянул прямо на своих собеседников. — Господа! Четыре недели тому назад я получил маленькую бумажку, маленькую несчастную бумажку, насчет характера которой я <не> мог ошибиться. Перекрещивающиеся берцовые кости наверху, а внизу всего несколько слов. Несколько слов всего, и бумажка не стоит ни гроша, но, господа, за свою долгую жизнь я не знал ни одного случая, чтобы человек, получивший такую бумажку, выжил дольше обозначенного там срока. Такая бумажка — это значит, что маленькая кучка людей отказалась от родных и близких, от личных интересов, от жизни, и пойдет на все; для нее не будет ни замков, ни стен, она проникнет сквозь железо, пройдет через огонь и воду, будет смеяться над опасностью и над самой смертью, но добьется своего. Маленькая кучка людей без имени и положения, маленькая кучка презренных бродяг, отщепенцев, проходимцев — подписали мне смертный приговор, и я знал, что спасенья нет. Я знал это так же верно, как знаю то, что я сейчас гляжу на вас… Господа, я получил эту бумажку и просидел над нею час, три, может быть, целый день, не помню — сколько. Я глядел на буквы, не отрывая глаз и не двигаясь. На меня нашел столбняк… Я знаю, господа, что значит опасность, я умею смотреть ей в глаза; мне случалось висеть на волоске от смерти, но не помню, чтоб меня охватывал такой ужас. Видеть смерть лицом к лицу, но знать, что есть один, хотя бы один шанс против тысячи за то, что вы спасетесь — ничто. В решительных людях это пробуждает отчаянность, отвагу, желание борьбы… Но знать, что смерть неотвратима, знать, что вы можете переплыть океан, бежать в прерии, в сильвасы, к черту на кулички, и все-таки она, невидимая, будет где-то около вас, ждать ее и не знать откуда, вот от этого рока, от этой неотвратимости, от чего не спасают ни люди, ни Бог — седеешь в один час, сходишь с ума, цепенеют руки, ноги, воля, энергия, человек делается живым мертвецом. Господа, меня поцеловала тогда смерть. И я говорю вам: сто лет буду жить — сто лет буду помнить эту минуту.
Псищев перевел дыхание.
Не отрывая глаз от его лица, Шерлок Холмс быстро спросил:
— Надеюсь, вы не уничтожили записку?
— Нет, она у меня с собою.
— Дайте ее сюда.
Шерлок Холмс пробежал записку глазами и потом прочел вслух:
— «Через месяц (день в день) с тобой будут сведены счеты. Готовься к смерти, собака, и поищи священника, который согласился бы отпустить тебе грехи». Записка помечена 17-м августа. А какое сегодня число?
— 14-е сентября.
— Значит, осталось три дня?
— Точно так, сэр.
Шерлок Холмс что-то пробормотал про себя и, нахмурившись, углубился в изучение почерка. Прошло, вероятно, не менее четверти часа, прежде чем он вернул записку Псищеву. Его прояснившееся лицо говорило за то, что он утомлял глаза недаром. Так, действительно, и было.