Без четверти двенадцать мы влетели в полузаснувший городок и, первым делом, согласно желанию Холмса, направились к городскому моргу. Морг, низенькое, мрачное здание, светился огнями, когда мы подкатили к нему. Нас встретили смотритель и сторож.
— Доктор был? — отрывисто спросил Лэстрад смотрителя. Послышался утвердительный ответ.
— Я распорядился вызвать доктора, — обратился Лэстрад к Холмсу, — и сделать медицинский осмотр, чтобы установить…
Холмс одобрительно кивнул головою.
Мы вошли в сводчатый зал, насыщенный специфическим запахом гниющего тела.
В конце его, по соседству с несколькими вакантными ложами, покоился труп молодой девушки, сильно вздутый и посиневший.
Холмс потребовал докторское свидетельство и лампу с рефлектором. Пробежав первое, он взял лампу и поставил ее на возвышение в ногах трупа, перпендикулярно к нему. Потоки сильного электрического света полились на труп и близлежащие предметы, сделавшиеся строго отчетливыми. Холмс сбросил простыню, покрывавшую мертвеца, и углубился в исследование. Минут пятнадцать стояла полная тишина, прерывавшаяся по временам каким-нибудь причудливо-таинственным звуком морга или сдавленным кашлем одного из нас.
Я напряг все свое внимание, стараясь не упустить ни одной самой незначительной подробности в происходившем передо мной исследовании. Холмс весь ушел в свою работу. Сосредоточенный, ловкий и невозмутимым, он медленно двигался в своем исследовании от ног к голове, тщательно прощупывая каждую небольшую область и прибегая, в случае надобности, к лупе.
Когда Холмс добрался до шеи, лицо его нахмурилось и он, вооружившись лупой, прошелся от одной скулы к другой.
— Лэстрад, вы видели это? — обратился Холмс.
Лэстрад наклонился, за ним я. Почти на границе затылка и шеи, среди волос, виднелись две ссадины, одна — пониже, в виде прямой, другая — повыше, в виде кривой. Такая же ссадина виднелась под правой щекой.
— Да, — ответил Лэстрад.
— Что же это, по-вашему?
— Следы порезов обо что-нибудь.
— Вы думаете? А это вы видели?
Холмс загнул левое ухо трупа.
Тонкая кожица казалась разъеденной чем-то.
— Да, — ответил опять Лэстрад.
— Что вы скажете относительно этого?
— По-моему, рыбы.
— Нет, вы ошибаетесь. Рыбы грызут, но не перетирают. Между тем, мы можем констатировать факт трения. Волокна показывают нам это. Сопоставив все вместе, мы получим ярко, но неправильно выраженный след веревки. Во вскрытии надобности нет.
Холмс осмотрел еще хорошенько голову, после чего поднялся.
— Больше мне ничего не надо. Благодарю вас, — обратился он к смотрителю.
Знаменитый сыщик оделся и, провожаемый смотрителем, взобрался на автомобиль. Лэстрад и я последовали его примеру, и снова сонный город огласился звуками плодов цивилизации. Второй и последней точкой отправления изысканий Холмса был дом-особняк, занимаемый Бересфордом. Он оказался двухэтажным и состоял из кухни и пяти комнат, трех внизу и двух наверху.
Внизу помещались: кабинет, гостиная и столовая, наверху — спальня и уборная.
Черный ход был на цепочке, парадный имел американский замок с двумя, как потом оказалось из свидетельских показаний, ключами, один у хозяина, другой у прислуги. Вокруг дома был разбит маленький садик.
Холмс начал свой осмотр прямо с кабинета, темноватой четырехугольной комнаты с одним низеньким книжным шкафом, письменным столом, высокою деловой конторкой и кожаным диваном с двумя такими же креслами. Порывшись с полчаса в шкафу, в кипе журналов и книг разнообразного содержания, Холмс перешел к письменному столу. Были открыты все ящики, пересмотрено все содержимое, но Холмс продолжал хранить молчание, не приходя, по-видимому, ни к каким результатам.
Настала очередь за конторкой. Опять ничего.
Наконец, осмотр кабинета кончился. Но перед тем, как пуститься в дальнейшие розыски, Холмс пожелал лично выслушать показания свидетелей: соседей и торговцев рынка. Показания, в общих чертах, ничем существенным не разнились от рассказа Лэстрада, только по окончании их Холмс вышел в гостиную и обратился к свидетелям с вопросом, не знает ли кто из них, сколько ключей имелось в распоряжении обитателей данного дома?
На вопрос этот отозвалась одна из соседских служанок, подруга умершей, заявив, что, со слов покойной, их было два, чтобы не будить уставшую прислугу в тех случаях, когда Бересфорд возвращался домой со своих, так любимых им, поздних прогулок. Отпустив свидетелей, Холмс, минуя гостиную и столовую, поднялся сразу наверх и проник в спальню. Здесь его внимание сейчас же остановилось на пачке газет, лежавшей на ночном столике у изголовья кровати. Это была «Daily Mail», одна из наиболее дешевых и распространенных английских газет. Холмс принялся по очереди рассматривать каждый номер. Вдруг он выпрямился, быстро вынул свою записную книжку, что-то прочел там, схватил верхний очередной номер и ловким жестом распластал его. На второй странице внизу я увидел пустое пространство в форме прямоугольника, оставшееся от вырезки. Лицо Холмса просветлело, в глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение, видимо, он был доволен.
— Теперь я удалюсь в кабинет; мне необходимо пробыть там одному в течение некоторого времени, — пряча в карман газетный номер, обратился Холмс ко мне и Лэстраду, стоявшему около дверного косяка, чтобы видеть лестницу. — Может быть, мы кое-чего и добьемся.
Искусный сыщик заперся в кабинете, Лэстрад остался с полицейским в гостиной, а я вышел освежиться. Был уже третий час. В воздухе чувствовалось наступление летнего утра. Звезды гасли одна за другой, и алая полоса света завоевывала себе на небосклоне все больше и больше места. Где-то прокричал петух, послышалось глухое конское ржание. Несмотря на поздний час, мне не хотелось спать; вздернутые нервы и сознание того, что я присутствую при раскрытии загадочного преступления, совершаемом человеком, имя которого прогремело по всему свету, все это придавало мне неисчерпаемую бодрость и усталости как не бывало.
В самый разгар чудного теплого утра, когда солнце положительно заливало своими алмазными брызгами все вокруг, Холмс, утомленный, но по-прежнему спокойный, показался на пороге гостиной и поманил к себе Лэстрада. Их разговор продолжался с полчаса, после чего Лэстрад, озабоченный и серьезный, уехал на лошадях в Лондон, мы же с Холмсом помчались на том же автомобиле домой.
Дорогой мой спутник не выказывал расположения к разговору, почему я старался по возможности молчать. Перед тем же как разойтись по своим комнатам, Холмс сказал мне следующее:
— В час дня я жду вас у себя в кабинете. Вам будет небезынтересно выслушать кое-что.
Я поблагодарил его за совместное путешествие и мы расстались. Только очутившись в своей комнате, я почувствовал сильное утомление: нервный подъем сменился реакцией, вызвав неимоверную слабость. Быстро раздевшись, я юркнул под одеяло и заснул так крепко, как никогда. Правда, сон мой был тяжел, даже кошмарен, но проснулся я лишь от настойчивого жужжания лакея, предупрежденного мною накануне.
В час я постучался в дверь кабинета Холмса. Послышалось — «пожалуйста»; я вошел. Холмс, свежий и бодрый, со спокойно-довольным выражением лица, сидел за столом; около него помещалась груда только что полученных газет. Во рту дымилась сигара. В стороне белела какая-то бумажка. Я сел на предложенный мне стул и приготовился слушать.
— Прежде всего, — начал Холмс, — коснемся того, что несомненно интересует вас, именно — вчерашнего приключения. Взгляните сначала на это. — Он взял со стола и подал мне белевшую бумажку, которая оказалась телеграммой подобного содержания: