— Черти! — выругался машинист.
Они подошли к паровозу.
— Не выпить ли, что ли, еще коньячку на дорожку? — предложил начальник станции.
— Ну что ж!
— Ей, Ванька! — крикнул начальник. — Тащи–ка коньяк и рюмки к паровозу.
Приятели сели на траву и через несколько минут снова принялись за питье.
Притаившись за вагоном, мы слушали их разговор.
— Сколько вагонов взял? — спрашивал голос начальника станции.
— У Аберьянца?
— Да.
— Два.
— Много ли получил?
— По двадцати рублей за вагон.
— Он мне уж на тебя жаловался. Говорит — грабеж!
— Пущай! Ты намедни показал мне эти вагоны, ну я и велел отцепить их от поезда. Он заметил и ко мне. — По какому, кричит, праву опять отцеплены вагоны? Они прямого сообщения, а из России идут уже четвертый месяц! Это безобразие! — Ну, и пошел кричать. А я ему и говорю: — Поезд на подъем пойдет, состав чересчур тяжел, так что задние вагоны отцепить пришлось. Паровоз не вытянет. — Ну, он к тебе, вероятно, и пошел.
— Да, да. Ну, я ему и сказал, что машинисту виднее. Кричал, орал, что пожалуется, да ведь я знаю этих купцов! Кончил ведь тем, что заплатил.
— Ха–ха–ха! — расхохотался машинист.
— Чего ты?
— А я подумал: сколько влезет купцу доставки, нормальной скоростью вагон со своим товаром от Москвы до Харбина?!
— Я как–то высчитывал! — весело ответил начальник станции. — По моему расчету он должен, кроме тарифа, заплатить рублей двести за вагон.
— Во время войны и больше было!
— Дд–а! Тогда и до тысячи доходило. Ну–ка, хлопнем!
— Вонзим! Заработали по две красненьких и ладно.
— Завтра я на вагонах купца Лиу–Пин–Юна заработаю! — проговорил начальник станции.
— В ремонт?
— Да. Скажу, что нахожу их сломанными… Надо, мол, в депо отправить, а перегружать груз нельзя, потому что пломбы в Москве наложены. Постоят денька два на запасном пути, так небось раскошелится! А то и месяц продержу!
Оба весело загоготали.
Снова послышалось бульканье бутылки.
Но через полчаса бутылка была, вероятно, допита, и сильно пьяный машинист, простившись с приятелем, полез на паровоз.
Раздался третий звонок.
Поезд дернуло так, что мы с Холмсом едва не вылетели с площадки.
— Однако… гм… ездить на этих поездах, кажется, опаснее, чем охотиться за самым отчаянным разбойником, — заворчал Шерлок Холмс.
IV
Поезд понесся очертя голову.
Вагоны прыгали, шатались, словно пьяные, и мы, уцепившись за перила, употребляли невероятные усилия, чтобы не слететь с поезда.
— Ну и порядки! — ворчал Холмс. — Здесь любое страховое общество прогорит, если возьмется страховать поезда и людей от крушений! А администрация–то какова! Как вам нравится: для того, чтобы заставить вагон с собственным грузом дойти нормальной скоростью, надо раздать одних взяток двести рублей!
Будки дорожных сторожей мелькали одни за другими.
Но вот, наконец, мелькнул и семафор.
Пьяный машинист умерил ход и так круто остановил поезд около станции, что несколько вагонов чуть не треснуло.
Прошло полчаса.
— Черт возьми, ну и остановки! — возмутился Холмс. — Пойдемте–ка, дорогой Ватсон, спросим: скоро ли отправится дальше наш поезд.
Мы вошли в станционный дом, из одного из окон которого доносились пьяные песни и крик.
— Скоро ли пойдет поезд? — спросил Холмс какого–то сторожа.
— А вот машинист с помощником поужинают, ну и пойдет, — ответил тот.
— То есть как же так поужинают? — спросил Холмс, приходя почти в бешенство. — Да ведь он на прошлой станции уже наужинался более чем достаточно!
— Ну, значит, еще хочет, — флегматично отозвался сторож.
— Тьфу ты черт! — плюнул Холмс, отходя снова к поезду.
— А не лучше ли нам слезть с поезда и подождать поезда, на котором машинист не так любит ужинать? — посоветовал я.
— Гм… я и сам начинаю думать об этом! — проворчал Холмс. Но так как поезда другого еще не было, мы снова сели на ступеньку вагона и стали ждать: что будет дальше.
На этот раз машинист и его помощник ужинали почти полтора часа.
Стало светать.
Наконец они показались.
Но боже, что за вид был у них!
Машинист наужинался до того, что идти собственными средствами для него не представлялось ни малейшей возможности.
Поэтому кортеж получился великолепный.
Два сторожа тащили волоком машиниста, а его помощник шел за ним, едва передвигая ноги и напевая самый разухабистый русский мотив.