— Как странно, что здесь есть трава и цветы, ведь обычно на скалах ничего не растёт, — сказал я.
— Прежний хозяин приказал привезти сюда землю для выращивания растений, — ответил мне Энгельс. — Они несколько смягчают обстановку, как мне кажется. У нас есть садовник, он ухаживает за цветами, насколько это возможно в здешних условиях.
Экипаж остановился у главного входа. Энгельс выбрался из него первым. За ним Холмс, а затем спустился и я. Дул пронизывающий ветер. Здесь, у моря, он был особенно сильным и буквально свистел у меня в ушах. Солнце клонилось к закату, и длинные тени ложились на землю и обволакивали её.
— Сюда, джентльмены, — произнёс Энгельс, показывая на вход в лечебницу.
Внутри здание совершенно не походило ни на лечебницу, ни на тюрьму. Скорее оно напоминало старомодный дом деревенского сквайра. На шикарном полу из полированного дуба лежал большой дешёвый ковёр. Панели, видимо из красного дерева, украшали стены. Сквозь высокое витражное окно проглядывали небо и море.
— Я хотел бы осмотреть то помещение, где обедают служащие, — сказал Холмс, — и, соответственно, тела жертв.
— Я проведу вас в столовую, — ответил Энгельс. — Но тела уже увезли. Так распорядился начальник полиции. Их сложили на телеги, как брёвна. Только труп Рекберри всё ещё здесь. Полиция не выносила его останки из камеры. Во всяком случае, так было, когда я поехал искать вас.
Выражение лица Холмса слегка изменилось. Он был явно недоволен поспешным распоряжением начальника полиции. Он часто повторял, что полицейские, как стадо, топчутся на месте преступления и из-за этого пропадает множество улик. Я сразу понял, что именно об этом он подумал, когда услышал об активной работе полиции в столовой. По всей вероятности, все ключи к разгадке преступления, которые можно было там найти, пропали.
— Тогда давайте посмотрим на Рекберри, — сказал Холмс.
— Позвольте мне сначала представить вам начальника полиции, — отозвался Энгельс. — Это вон тот джентльмен справа.
Энгельс показал на высокого, очень бледного человека со впалыми щеками. Его можно было бы посчитать красивым мужчиной, если бы не старый шрам от ожога на лице. Энгельс подвёл нас к нему:
— Инспектор Коули, я хотел бы познакомить вас с мистером Шерлоком Холмсом.
Когда Коули услышал имя моего друга, его лицо просветлело.
— Тот самый Шерлок Холмс! — Он протянул Холмсу крупную костлявую руку. — Очень рад!
Холмс слегка улыбнулся и кивнул.
— А это доктор Уотсон, — продолжил Энгельс.
Коули крепко пожал мне руку.
— Приятно познакомиться, доктор, — сказал он с неподдельной радостью.
— Я попросил мистера Холмса изучить наше ужасное дело, — произнёс Энгельс. — Надеюсь, вы не будете против.
— Против? Конечно нет! — воскликнул Коули. — Признаться, я не представляю, каким образом можно разгадать, кто устроил эту бойню. Я никогда не сталкивался ни с чем даже отдалённо похожим на это дело. Это выше моих возможностей.
— Я постараюсь вам помочь, чем смогу, — произнёс Холмс. — Не позволите ли осмотреть тело Рекберри?
— Конечно, я отведу вас туда.
— А я предпочту остаться здесь, — тихо произнёс Энгельс. — Не хочу снова видеть эти кровавые останки. Меня и так будут преследовать ночные кошмары.
Мы поднялись по лестнице, миновали тяжёлые железные двери с зарешечённым окошком, и уютный дом зажиточного сквайра остался позади. Мы оказались в небольшой угрюмой тюрьме. Перед нами простирался коридор с железными дверями камер по обеим сторонам. У входа в тюремное помещение стояли маленький стол и стул, а около одной из камер дежурил офицер полиции.
— Эта дверь была заперта? — спросил Холмс, указав на ту дверь, через которую мы только что вошли.
— Мне сказали, что по внутренним правилам её держат запертой, — ответил Коули. — Обычно здесь сидит караульный на тот случай, если с кем-то из пациентов возникнут проблемы. Караульные редко отлучаются, разве что пообедать. Того караульного, который должен был дежурить в этот раз, к несчастью, увезли с другими служащими на телеге. Его тоже отравили.
— Ключи при нём обнаружили?
— Да.
— Значит, их взяли у кого-то другого?
— Трудно сказать. Среди тех, кто остался в живых, никто не может точно сказать, у кого из служащих находились ключи от камер. Выжили только врач Эдвард Перрет и старшая сестра Мэри… э-э-э… Мэри…
— Клейтон, — подсказал Холмс.
— Да, именно так. Они оба не знают, у кого были ключи.
Холмс тяжело вздохнул.
— Рекберри в третьей камере слева. — Коули подвёл нас к тому месту, где стоял офицер.
Мы вошли в камеру. Она была среднего размера. В центре лежало тело, накрытое простынёй. В воздухе витал запах крови. На полу были видны уже высохшие струйки крови, которые, изливаясь из тела, слились в целые лужи. Рекберри явно обладал привилегиями, потому что в углу камеры располагался столик с книгами и свечой. Окно в каменной стене выходило во двор, и сквозь него виднелись кэбы.
Холмс приподнял простыню за край и стащил с тела. Когда я увидел то, что она скрывала, у меня перехватило дыхание. Лицо представляло собой кровавое месиво: рассечённая на куски плоть, никаких черт разобрать было невозможно. Ушей, как нам уже рассказали, не было.
Дальше я увидел окровавленные обрубки рук выше локтя. Так же выглядели ноги: голени со ступнями были отрезаны.
— Вы нашли отрубленные конечности и уши? — спросил Холмс, глядя на остатки тела.
— Нет, — ответил Коули. — Тот, кто это сделал, должно быть, унёс их с собой.
— Необычная выходка, если не сказать больше.
И тут я разглядел в полумраке помещения на противоположной от входа стене неразборчивую надпись, видимо сделанную кровью жертвы. Чтобы её различить, нужно было подождать, пока глаза привыкнут к этому свету. Поэтому я и не обнаружил её сразу.
«Кровь за кровь» — слова были написаны печатными буквами, как пишут дети.
— Это был акт возмездия! — воскликнул я, показывая на кровавую надпись на стене. — Так я и думал.
— Да, мы тоже так считаем, — согласился Коули. — По правде говоря, что ещё это может быть? Мы полагаем, убийца отравил всех служащих, чтобы свободно передвигаться по зданию и иметь достаточно времени сделать всё, что задумал. — Он кивнул на тело на полу.
Холмс сел на корточки и внимательно осмотрел останки.
— Порезы довольно аккуратные, они сделаны острым ножом, — заключил он. — Ему перерезали горло. Видимо, это и послужило причиной смерти. А конечности отрубили уже после того, как он скончался. — Холмс бросил на меня взгляд: — Вы согласны с этой версией, Уотсон?
Я подошёл к телу, а Холмс направился к надписи на стене. Заключение Холмса, как всегда, было безупречным.
— Порез на горле довольно глубокий, — отметил я. — Да, без сомнения, эта рана была смертельной. — Я отметил, что на простыне, на удивление, мало крови. — Странно, с такой раной кровотечение должно было быть более сильным, вся грудь должна быть залита кровью.
Холмс улыбнулся.
— Да, должно было… — согласился он и снова повернулся к стене. — Про надпись мало что можно сказать, — наконец произнёс он. — Разве что определить рост того, кто писал эти слова. Примерно с вас, Уотсон.
— Но как? — послышался голос Коули.
— Это элементарно, — сказал Холмс. — Обычно люди пишут на стене, поднимая руку до уровня глаз. Вычислить очень легко.
Холмс вернулся к искалеченному телу.
— Значит, вы полагаете, что убийство стало местью Рекберри за то преступление, которое он совершил? — спросил он Коули.
— Да, именно так.
— А зачем тогда уносить с собой отрубленные части тела?
— Хм, я не знаю. Может быть, убийца Рекберри тоже безумен.
— Большая часть улик растоптана и уничтожена. Но очевидно, что убийца намеревался забрать конечности. Зачем-то они ему были крайне нужны.