Выбрать главу

Шерлок от литературы усмехнулся.

— Чтобы решить, кто автор «Гамлета» — Шекспир или Фрэнсис Бэкон, — достаточно после недавней премьеры в БДТ вскрыть могилы обоих и посмотреть, кто из них перевернулся в гробу, — усмехнулся Литвинов, но тут же стал серьёзнее. — Но на самом деле, тут и гадать нечего. Образ святого — и не отталкивающий, а истинный, — Бэкон создать не мог. Ведь биографы надорвались в попытке примирить его умственное величие с нравственным ничтожеством. Монтэгю все оправдывал, Маколей утрировал. Куно Фишер исходил из предположения, что одни и те же свойства ума и характера могут подходить для одной сферы деятельности и оказаться совершенно неподходящими для другой. Но всё это вздор, хотя бы потому, что Гамлет всегда верен себе. В Бэконе же не было душевной силы нравственного сопротивления, тщеславие его было раздуто до вселенских размеров, а уменье приноровиться к обстоятельствам феноменально. «Он всегда уступал внешнему давлению и, точно жидкое тело, принимал форму того сосуда, в который был заключён», — говорил о нём Юм. Нравственное поведение есть непрерывная борьба с искушениями, оно требует стойкости и уменья не выходить из состояния равновесия. Это воля, но Бэкон был совершенно лишён воли. Он все воспринимал легко и слабо. Когда его обвинили в лихоимстве, он просил сжалиться над ним и называл себя «сломанной тростью», однако лгал: он всегда сгибался, но никогда не ломался. После потери положения и чести очень скоро оправился, уединился и предался научным занятиям. Он — предтеча пофигизма. Бэкон с лёгким сердцем женился по расчёту, равнодушно смотрел, как казнили его покровителя и друга, и ему ничего не стоило валяться в ногах у Бекингэма, вымаливая прощение. Куно Фишер говорит, что в Бэконе было «так же мало ненависти, как и любви. Он никогда никому не мстил, и если бы для силы напряжения человеческих страстей существовал термометр, то оказалось бы, что у Бэкона градус теплоты сердца был весьма близок к нулю». Но пиши такой человек книги — в них никогда не будет трагедийного накала. Он просто не сможет его описать.

— Но вообще-то ненависть к Куку и систематическое преследование его, показывают, что Бэкон был способен к ненависти, — возразил я.

— Да, но это единственный подобный пример. В остальном же — Бэкон относился к людям безразлично и не признавал чужие заслуги, он не заметил даже открытий Галилея! Но причиной нравственного падения Бэкона был не пофигизм, а душевная испорченность: Бэкон не мог отказаться от поддержки Бекингэма, не имел нравственной силы, чтобы оказать на него влияние, и сам участвовал в несправедливостях, посредством которых Бекингэм обогатился. Имея ясное понятие о праве, Бэкон терпел вмешательство королевского любимца в свою судейскую деятельность. Бекингэм часто составлял приговор, а Бэкон только его подписывал. Бэкон шёл дальше, позволяя подкупать себя, продавая свои судейские решения, ибо не мог противостоять своему безумному стремлению к роскоши.

— Но Фишер нравственность Бэкона сравнивает с его научными воззрениями, — возразил я, — и утверждает, что в науке тот был чист: «Поставьте такой ум на путь науки, и он обнаружит здесь те же черты характера, только без той грязи, которою он перепачкался в нечистых стихиях мирской жизни. В науке нет ни позорного своекорыстия, ни постыдной подкупности». И Маколей утверждал, что «со схоластиками ему нечего было лукавить и хитрить: Фома Аквинский не мог заплатить подати, Скотт не мог пожаловать его пэром…»

— Но из всего этого следует, что Бэкон не проявил безнравственности в науке лишь потому, что это было невозможно, — с печальной улыбкой оспорил меня Литвинов. — Однако результаты научной деятельности Бэкона совершенно согласуются с его нравственными особенностями. Как в жизни он боялся бедности, так и в науке его ужасало малое количество познаний. Бэкон везде отличался большим честолюбием, оно руководило им, когда он строил дворцы в античном вкусе, ненасытное честолюбие привело его и к великому пересозданию философии. Но такой человек не мог написать «Гамлета».

— Биографы объясняют безнравственность Бэкона воспитанием, средой, где была распространена формальная нравственность и утилитарный взгляд на вещи, — заметил я. — Многие винят в поступках Бэкона время.

— Чепуха, — покачал головой Мишель. — Даже Монтэгю роняет, что «понятия о чести, как видно из процесса Бэкона, были тогда приблизительно такие же, как и теперь, а возможность наживать деньги, жертвуя честью, существовала во все времена…» Он нём же высказался и Поуп. «Умнейший, способнейший и подлейший из людей». Нет, — уверенно проронил Литвинов, — кто бы ни скрывался под именем Шекспира — это не Бэкон.