– Не смейся над ним, – сказал я Асе и приобнял ее за плечо. – Антон на самом деле существо… Мыслящее… Быть может, далеко не умное, но глубоко мыслящее.
– Я и не смеюсь. Он молодец. Потому что не отвечал на глупые вопросы.
– А я не молодец, потому что спасал положение?
– Не коверкай мои слова! Ты понял, о чем я.
– Может быть, может быть…
– Еще молодец мужчина с залысиной.
– Да, он грамотно отвечал. Признаться, никто из нас не ожидал от него. В окружении врага он обычно горд и нем.
– Ага. И девушка хорошо держалась.
– Она умеет, ничего не скажешь.
– И американец…
– Я понял, понял, все хороши. Но я хорошее… Хорошее ведь?
– Не буду потакать твоей самовлюбленности… – посмеялась она.
– Ну спасибо, любовь моя…
Блеклую тишь между тем сменила ласковая ночь. Жилые дома заморгали люминесцентными лампочками в окнах. Исчезли последние голуби и уснули деревья, похрапывая на свистящем ветру.
Ася положила голову на плечо. Мы спокойно разглядывали домашнюю жизнь, разворачивавшуюся по ту сторону окон. Где-то пробежала собака и прыгнула хозяину на грудь, бешено виляя хвостом. Где-то старичок ухаживал за редкими цветами под струящимся из продолговатых ламп фиолетом. Где-то два пацаненка, усевшись у телевизора, играли в компьютерные игры…
– Какой месяц? – спросил я, положив руку ей на животик.
– Третий.
– Мы не виделись три месяца?
– Да. У тебя были усиленные тренировки, экзамены, подготовка, тесты, и так далее, и так далее, и так далее…
От грусти, излившейся слабеньким потоком жалобных нот, мое сердце екнуло. Хотел бы я сказать ей: «Это будет последний раз, а потом – ни ногой в корабль!..» Но в глубине я прекрасно понимал, что нагло ей совру. Каждый раз, когда обещал покончить с полетами, я возвращался на центрифугу, каждый раз залезал в тяжелый скафандр и каждый раз смотрел на большую Землю через маленький проем иллюминатора.
Бессмысленно что-то говорить. Я не хотел превращать наше общение в очередной мелодраматичный фарс. Все возможные слова были сказаны нами давным-давно. Я хотел радоваться тому, что мы можем вот так посидеть вместе на земной скамейке, в земном парке, рядом с земными домишками.
Похолодало. Я придвинулся к ней и обнял покрепче.
– Как назовем?
– Если девочка, я бы хотела назвать Ксюшей.
– А если мальчик?
– Ты выбери.
– Я не знаю.
– Подумай.
На минуту я задумался. А потом сказал:
– Быть может, Ярослав?
– Почему?
– Статное имя. Царское.
– Может, что-нибудь попроще? Николай, например.
– Нет, Николаев полно, а толку от них мало.
– Миша?
– Зачем давать выбор, если выбора у меня как такового нет? – в шутку возмутился я.
– Ну я ведь вместе с тобой думаю… Ладно, если тебе нравится Ярослав, пусть будет Ярослав.
– Супер, – сказал я. Вскоре я ощутил, как ее тельце начинает дрожать. –Холодает что-то. Пойдем обратно. Сейчас к тому же фильм начнется…
– Да, пойдем…
Мы поднялись. Ночь окончательно заполонила округу. Фонари желтовато светили нам дорогу обратно.
– А!.. Стой, подожди!
Ася на миг остановилась и забрала из-под моих рук сумочку. Покопавшись, она достала что-то круглое и желтое. В темноте я не разобрать.
– Что это?
– Не видишь? Тогда пощупай.
Я взял в руки непонятный предмет. Он оказался не только желтым, но и шершавым, похожим на жирного круглого шмеля. Только побольше в размере и потяжелее. Неизвестное «что-то» было похоже на…
– Теннисный мячик? – удивился я.
Конечно, от родственников можно ожидать совершенно любой подарок. Магнитик с Дубней или календарик с природой. Но это… Это заставило меня, мягко скажем, удивиться.
– Ты постоянно жаловался, что в невесомости не хватает чего-то привычного, повседневного. И что сильнее всего ты скучаешь по ощущению веса… Вот. Мячик напомнит тебе о гравитации.
Асенька.
Милая моя Асенька.
Сильнее всего я буду скучать по теплому дыханию, по белой коже, по касанию тоненьких пальчиков, по мягкой пряди волос. А гравитация – дело уж десятое…
Я ничего не мог из себя выдавить в этот момент. Все, что я мог, – это держать тяжеловатый шершавый мячик и ощущать его объем, его волосяную поверхность.
Я притянул Асю к себе. Поцелуй как-то произошел сам собой. Она спокойно закрыла глаза и ответила теплым-претеплым касанием губ.
– Спасибо, – сказал я в конце концов.
Она ничего не ответила. Только сильнее прижалась.