Автомобиль приближался к синагоге, на заднем сидении тощий мальчишка в полосатой робе охранял сон задремавшей девушки в лагерном платье. В темноте почти не были видны винкели в виде наложенных друг на друга треугольников — синего и желтого. Несмотря на это, Зееву казалось, что символы светятся в темноте салона, требуя от него защитить…
Едва автомобиль остановился во внутреннем дворе синагоги, как Зеев выскочил наружу.
— Рива! Рива! — закричал он, зовя жену.
— Что случилось, муж? — во двое, накинув шаль, выскочила ребецин, напуганная болью, звучавшей в голосе мужа.
— Рива! У меня в машине ингеле и мэйделе, — заговорил Зеев. — Не пугай их, Рива!
— Да что случилось? — не на шутку обеспокоилась женщина, заглядывая в автомобиль.
Лишь увидев, кто лежит на заднем сидении машины мужа, Рива замерла, не в силах осознать увиденного. Будто старые фотографии обрели глубину и цвет — перед ней лежали подростки. Подростки в лагерной одежде, с номерами и обозначениями…
— Что это, муж? — прошептала даже не пытавшаяся утереть хлынувшие слезы ребецин. — Как это?
— На дороге встретил, — коротко ответил Зеев. — Они истощены, и у них татуировки. Это не шутка и не игра.
— Надо их в дом… — проговорила Рива, осторожно открывая машину. Будто по наитию, женщина заговорила на идиш: — Ну, наконец-то вы добрались, дети!
Гарри, услышав радость в голосе незнакомой женщины, осторожно выбрался из машины, а Рива, увидев этого мальчика, просто всхлипнула, потянувшись, чтобы обнять. Это было непредставимо для женщины — подросток, почти ребенок, и в таком виде.
— Зеев, возьми девочку! — приказала ребецин, отправляясь в сторону дома, но Гарри остался на месте. — Что такое? — не поняла Рива.
— Я не оставлю Гермиону, — твердо произнес ингеле, отчего замерла и ребецин, пытаясь уложить в голове то, что видела.
— Ты не поверишь, — грустно вздохнул ребе, бережно беря на руки не проснувшуюся мэйделе. — Пойдем в дом.
— Да я уже во все поверю, — вздохнула Рива. — Двое детей времен Катастрофы…
Как только ребе понес девочку в дом, за ней двинулся и мальчик, стараясь не терять ее из виду. Что это значит, Рива знала как раз очень хорошо. Нужно было помыть их, вызвать врача, потом, наверное, покормить…
***
Раздеванию ни Гермиона, ни Гарри не противились, но вот Рива и еще две женщины, вызванные ею, просто плакали, глядя на эти тела. Дело было даже не в татуировках и не в том, что подростки выглядели скелетами, дело было во множественных следах избиений, разбросанных по всему телу. Нога девушки отекла, что показывало, возможно, даже на перелом, что в лагере было приговором. Зеев не дал жене озвучить эту мысль, отлично понимая, какой будет реакция.
Гарри и Гермиону мыли мягкие женские руки, не позволяя делать что-то самим. Просто мыли, как малышей, в одной ванне, даже не помышляя о том, чтобы сделать это по отдельности. Женщины просто не хотели рисковать, кто знает, как дети отреагируют… Рива плакала, не в силах осознать того, что видела — эти двое были действительно оттуда, из тех времен, когда евреев уничтожали просто за то, что они были.
Зеев переписал номера, чтобы запросить Яд ва-Шем, возможно, у этих двоих сохранились хоть какие-нибудь родственники. Обоих одели в ночные рубашки, просто опасаясь сделать больно, после чего Рива выдернула доктора из постели. Врач был человеком понимающим, поэтому ничего не сказал, ибо просто так его не стали бы дергать.
Одежду молодых людей выбрасывать, разумеется, не стали. Поэтому, когда доктор Залман вошел в дом, ему сначала показали одежду. Опустившийся на корточки мужчина ощупал ткань, винкели поднял посуровевшие глаза на раввина.
— Это настоящие или идентичные настоящим робы, — проговорил он. — Откуда?
— Сегодня я встретил на дороге двоих… детей, Виктор, — вздохнул Зеев. — Мальчик в этой одежде копался в мусоре, возможно, искал еду, а девочка, по-видимому, просто отдыхала.
— Ты потому меня вызвал? — лицо доктора стало еще суровее. — Считаешь, шутники?
— Да какое там, — махнул рукой раввин. — Кожа да кости и татуировка на руке… Они из Освенцима.
Нехорошо выразившийся врач накинул халат, входя в спальню, но был остановлен полным ужаса взглядом истощенной девочки. Очень истощенной, даже на первых взгляд.
— Нет… нет… нет… — шептала Гермиона, глядя на человека в белом халате. — Гарри, спаси!
Гарри сел, раскинув руки, защищая девушку, что сразу же понял Виктор. Доктор Залман спиной вперед вышел из комнаты к Зееву. Немного диковато взглянув на раввина, доктор сбросил халат прямо на пол.