Пройдя несколько сотен метров по реке, царская барка останавливается, ее примеру следуют и сопровождающие ее лодки. Певицы затягивают торжественный гимн, придворные дамы и жрицы звенят систрами. Фараон выходит из каюты и направляется на нос судна к статуе божества, за ним следует верховный писец по-прежнему с ларчиком в руках. Жрецы громко читают молитвы, и с ладьи и с лодок в воду сыплются самые разнообразные дары. Хуфу протягивает назад правую руку, писец мгновенно открывает ларец и вынимает оттуда небольшой папирусный свиток. Он перетянут виссоновой лентой, на которой явственно виден оттиск печати фараона. Хуфу высоко поднимает над головой свиток и с силой швыряет его в воды Нила. Это царский указ реке начать половодье. Свиток быстро погружается вглубь, внутри него для тяжести спрятан небольшой золотой брусок. Теперь стране на год обеспечено благополучие. Все окружающие настороженно наблюдают за действиями Хуфу и, видя, что указ принят Хапи, разражаются восторженными восклицаниями и похвалами фараону.
Церемония окончена. Ладья и лодки медленно поворачивают назад и причаливают к пристани. Властелин отправляется во дворец в сопровождении обязанных присутствовать при вечерней молитве владыки Обеих Земель и отходе его ко сну.
Остальные направляются кто домой, кто на пиршество к начальнику житниц.
Проходит несколько часов, солнце уже давно скрылось за горизонтом, быстро прошли сумерки (они здесь, как и везде в тропических странах, короткие), стемнело. На небе выступили крупные яркие звезды.
Весело переговариваясь, расходятся последние гости из дома начальника житниц. Их провожают рабы и слуги, несущие факелы, — уличного освещения здесь, конечно, нет, а серп молодой луны дает мало света. Скоро все стихает, ночь вступает в свои права. Кругом покой и темнота.
Только в одном домике, неподалеку от городской стены, мерцает огонек. Заглянем туда, чтобы узнать, почему здесь кто-то бодрствует. В небольшой комнате сидит одинокий задумавшийся человек, скрестив, как обычно, ноги; рядом с ним светильник. В задней части дома давно уже спят его домочадцы. Это тот младший писец, кодорого мы заметили при обзоре строящейся пирамиды.
Вот он берет чистый свиток папируса и, развернув его на коленях, начинает быстро писать что-то на нем. Время от времени пишущий останавливается, смотрит рассеянно вокруг и снова продолжает наносить знаки на гладкую поверхность листа. Он думает, и эта мысль возникла у него сегодня, что самые могучие памятники в сущности слабее человеческого слова, и пытается изложить это в своем сочинении. Сперва он дивился величию сооружения, с горечью понимал, как скромно будет выглядеть его собственная гробница (каждый египтянин готовит себе гробницу, если позволяют средства). Возвратившись домой после хлопотливого дня, он задумался: что же останется в память о нем: ведь его скромная мастаба недолговечнее пирамид, она быстро разрушится. И ему пришла в голову мысль: то, что он пишет, созданное им слово, живет дольше всего, даже Великой пирамиды. Заглянем через плечо писца в ровно ложащиеся строки.
«…Имена [мудрых] пребывают вовеки, [хотя] они отошли, закончили свои жизни и неизвестно уже потомство их. А ведь они не делали себе пирамид из бронзы с надгробными плитами из железа. Они не заботились о том, чтобы оставлять наследниками детей, [которые бы] произносили их имена, но они сделали своими наследниками писания и поучения, которые они сотворили. Они поставили себе [свиток] вместо чтеца и письменный прибор вместо «любящего сына». Книги поучений стали их пирамидами, тростниковое перо — их ребенком, поверхность камня — их женой. И для них [тоже] были сделаны двери и залы, но они развалились. Их жрецы [ушли], их надгробные плиты покрылись прахом, их комнаты забыты. Но имена их произносятся из-за писаний, которые они сотворили, ибо они были прекрасны, и память того, кто создал их, [пребывает] вовеки…»
Пишущий останавливается и бросает сосредоточенный взгляд вправо. Там на небольшом пьедестале стоит статуэтка павиана — олицетворения писца, погруженного в себя и в Слово. Ибо бог Тот — павиан — открыл искусство чтения, он создал письмо, он изобрел слово и тем самым даровал людям мудрость.