В комнату вошел Воробьев, доложил, что все командиры будут на совещании в срок.
— Сушко, подлец, опять вымогательством занялся, — гневно сказал Воробьев. — Приходили ко мне два бойца, сказали, что Сушко получил взятку с жителей Чуфарово, чтоб не определял в их дома на постой. Я проверил — все подтвердилось.
— Расстрелять мерзавца! — жестко сказал Гай. — И объявить по отрядам, какая будет кара за вымогательство у населения.
— Правильное решение! — Лившиц встал из-за стола, заходил по комнате. — Я ему дважды говорил, чтобы бросил свои замашки, и, как видно, проку нет.
— Распорядись, чтобы Сушко немедленно передали следственной комиссии, а им скажи наше мнение.
Гай посидел некоторое время молча, думая о только что принятом решении. О грабежах и вымогательстве не раз говорилось на митингах, предупреждали, что будут беспощадно карать тех, кто отступал от революционной дисциплины. И вот от слов нужно переходить к делу. Мелькнула жалость к Сушко, в общем расторопном коменданте штаба, но тут же пришла мысль о тех, кто стал жертвой его вымогательства: что они будут думать о революционной армии? Уговорами, выходит, не обойтись... И если хочешь добиться твердой дисциплины, надо быть беспощадным к тем, кто ее нарушает. Жалость к таким, как Сушко, обернется бедой в трудную минуту. И все-таки в душе саднило сожаление о случившемся, досада на то, что приходится прибегать к таким крутым мерам.
Приехал Вилумсон, поговорили о работе штаба, о структуре и функциях отделов.
К шести часам съехались все командиры отрядов, задымили табаком.
Гай встал, оглядел сидящих:
— Сегодня совещание короткое, вопрос один: как выполнить приказ командующего Первой армией о сформировании дивизии.
Гай зачитал приказ Тухачевского и сказал:
— С сегодняшнего дня мы уже не Сенгилеевско-Ставропольский объединенный отряд, а Симбирская дивизия. Мы теперь регулярное соединение Красной Армии и подчиняемся установленным в ней порядкам. Из отрядов образованы два полка. — Гай зачитал списки отрядов, вошедших в первый и второй полки. — Отныне приказы командиров не обсуждаются, самостийные митинги запрещаются. Комиссарам полков и командирам батальонов обо всем подробно рассказать бойцам. В ближайшие два дня всем бойцам и командирам получить на складе военное обмундирование. Какие будут вопросы?
— А что делать с гражданской одеждой? — спросил Устинов.
— Сдать пока на склад, потом подумаем, куда ее деть. Скорее всего, раздарим населению.
— И все-таки зря назначили командиров батальонов, — упрямо сказал Устинов, разгоняя перед собой табачный дым. — Надо было бы выбрать их на собрании батальонов. Кто лучше бойцов может знать своих командиров?
— Ты уже говорил об этом в Кармалинском, слыхали твои доводы, — резко сказал Гай. — Мы теперь часть армии, порядки в которой не обсуждаются.
— Теперь и мнения своего не выскажи, так, что ли? — взорвался Устинов.
— Если мнение твое будет расходиться с приказом, то лучше помолчать.
— Но совет должен какой-то быть, ведь и приказы нужно выполнять с умом, подумавши, а не с бухты-барахты, — поддержал Устинова рассудительный Кожмяков. — Недаром говорят, что ум хорошо, а два лучше.
— Совет будет в штабе, — сказал Гай, остывая от стычки с Устиновым. — Будем собираться и решать, как лучше выполнить приказ, и чтобы приказы были ясные как божий день.
— Нужна хорошая связь с частями и штабом, — сказал Павловский. — Просите штаб армии выделить связистов) с полевыми телефонами. На одних конных связных не; выедешь.
— Это дельная мысль, Вилумсон доложит в штаб армии. Еще что?
Все сидели молча, свыкаясь с тем, что сказал Гай. Кончилась привычная отрядная жизнь, впереди была тревожаще-новая. Как-то она сложится?
Перед вечером Гай вышел на улицу, кликнул Гайдучека, решив съездить в Майну, проверить боевое охранение в сторону Симбирска. Белые все время шли по пятам, нужно быть готовым к любым неожиданностям.
Выехали из Чуфарово, нагнали только что обмундированный батальон. Гай велел Гайдучеку остановиться, чтобы пропустить идущих. Бойцы шли по четыре в ряд, четко отбивая шаг. Впереди шел Анфимов, тоже одетый, как все.
Гай, приподнявшись с сиденья, жадно оглядывал батальон, словно стараясь понять нечто важное для себя. Колонна шла по пыльной дороге вперед, уходя в сгущающиеся сумерки. Перед нею лежали долгие и жестокие дороги гражданской войны, которые еще предстояло пройти.