Малькольм ностальгически вздохнул и вернулся к описанию классического метода Джона Диксона Карра по созданию «закрытых» ситуаций.
Хейдиггер тем временем суетился не покладая рук. Он последовал совету Малькольма насчет доктора Лаппе, но страх не позволил ему скрыть ошибку от Конторы. Если они поймали его в сортире, значит, безопасных для него мест просто не существует. Еще он понимал, что, если ему удастся удачно исправить недоработку или хотя бы продемонстрировать свою способность ответственно распознавать и оценивать проблемы, его шансы вернуть себе благосклонность начальства заметно повысятся. Вот так и вышло, что амбиции и паранойя (в любом случае неважное сочетание) заставили Ричарда Хейдиггера совершить фатальную ошибку.
Он написал короткую докладную главе вышестоящего семнадцатого отдела. В старательно подобранных, выверенных, но все же не позволяющих усомниться в их содержании выражениях он описал то, что сказал Малькольму. Обыкновенно все докладные проходили через руки доктора Лаппе, однако из этого правила имелись и исключения. Воспользуйся Хейдиггер заведенным порядком, все бы обошлось, поскольку доктор Лаппе знал, какую информацию можно, а какую нельзя выпускать из вверенного ему подразделения. Хейдиггер догадывался об этом, поэтому собственноручно сунул свою докладную в готовый к отправке пакет исходящей корреспонденции.
Дважды в день – утром и вечером – два автомобиля с вооруженными сотрудниками привозили и увозили внутреннюю корреспонденцию всех размещенных в Вашингтоне подразделений ЦРУ. Документы отвозили в расположенный в восьми милях от столицы Лэнгли, где происходила их сортировка. Докладная Рича попала в вечернюю почту.
И тут с ней произошло нечто странное и непривычное. В отличие от всех других бумаг, докладная исчезла из предназначенного для сортировки помещения и появилась на столе у человека с простуженным голосом в просторном, расположенном в восточном крыле комплекса кабинете. Человек перечитал ее дважды, один раз наскоро, второй – очень и очень внимательно. Дочитав, он встал, вышел из кабинета и распорядился, чтобы все досье, относившиеся к Обществу, исчезли на некоторое время из вашингтонского офиса. Вернувшись в кабинет, он договорился по телефону о встрече на популярной художественной выставке. Затем, сказавшись больным, ушел с работы и сел на автобус, идущий в город. Примерно через час он оживленно беседовал с джентльменом представительной внешности, напоминавшим банкира. Разговаривали они на ходу, прогуливаясь по Пенсильвания-авеню.
Тем же вечером представительный джентльмен имел встречу с еще одним мужчиной – на этот раз в «Клайде», шумном джорджтаунском баре, куда захаживала публика с Капитолийского холма. Эти двое тоже погуляли по улицам, время от времени останавливаясь, чтобы вглядеться в свои отражения в витринах магазинов. Второй мужчина тоже обладал запоминающейся внешностью, но что-то в его глазах давало право считать, что он определенно не банкир. Первый говорил, второй внимательно слушал.
– Боюсь, у нас возникла небольшая проблема.
– Правда?
– Да. Сегодня Уэзерби перехватил вот это. – Он протянул второму мужчине докладную Хейдиггера. Тому хватило одного прочтения.
– Я понял, что вы имеете в виду.
– Я не сомневался, что вы поймете. Нам необходимо позаботиться об этом, и незамедлительно.
– Я прослежу за этим.
– Разумеется.
– Вы понимаете, что помимо данного затруднения могут возникнуть и другие? – спросил второй мужчина, помахав в воздухе докладной Хейдиггера. – И что с ними тоже, возможно, придется разобраться?
– Да. Разумеется, это прискорбно, но необходимо.
Второй мужчина кивнул в ожидании продолжения.
– Мы должны быть уверены, стопроцентно уверены, что эти сложности будут решены.
Второй мужчина снова кивнул и промолчал.
– Имеется еще один фактор. Время. Оно имеет решающее значение. Делайте все, что необходимо, чтобы учесть этот фактор.
Второй мужчина подумал, прежде чем ответить.
– Максимальная скорость может требовать… хлопотных и не слишком чистых мер.