— Ну, эта байка не ему принадлежит, в ней, пожалуй. Правда есть. Григорьев не любит однозначных решений, сложный и трезвый у него мыслительный аппарат…
— Но почему — консерватор? — спросил Середин. — Сколько я ни слышал отзывов о Григорьеве — все разные.
— Да, откровенно говоря, и я иной раз сам думаю, что есть в нем какая-то неповоротливость, что ли. Да вот эта самая идея поставить рядом три разливочные машины, в том числе и демаговскую. Я-то сначала порадовался, потом представил себе, как отец отнесется к доводам Григорьева, и подумал, что разобьет он их одним ударом. У немцев ведь технология другая, будем говорить прямо — поотстали мы кое в чем. К примеру, у них термопары мерят температуру чугуна точнее. Есть и некоторые другие расхождения. Отец, как мне думается, начнет возмущаться: можно ли сравнивать, ставить рядом несоотносимые агрегаты?
— И все-таки прав Григорьев! — вдруг воскликнул Середин.
— А вы-то как можете об этом судить? — изумился Меркулов. — Вы же доменщик — не сталеплавильщик.
— Тут и не надо быть сталеплавильщиком, — рассмеялся Середин. — Просто надо знать григорьевский характер. Вы с ним недавно работаете?
— Да, и года нет…
— В том все и дело, — убежденно сказал Середин. — А то бы вы Ивану Александровичу объяснили. Как Григорьев рассуждает? Хочешь не хочешь — придется нашим конструкторам и технологам поднажать и работать по современной технологии. По-серьезному возьмутся, глядишь, еще и обгонят немцев. Верит Григорьев в вашего Ивана Александровича. Верит, понимаете? Потому и ставит его машины рядом с демаговскими. И все закрутятся тогда волчками, в лепешку разобьются, а выйдут на новую технологию. Все! И производственники тоже. Голову свою на отсечение даю. Через год-два опередим немцев. Это точно!
— Пожалуй, и так! — согласился Меркулов.
— Так! Не сомневайтесь, так и будет. Технология немецкая стоящая? — спросил Середин.
— Машина наша не уступит, по скоростям литья еще, может, и обгонит, а технология у них совершеннее. Я же видел их машину в ФРГ в работе.
— Вот, значит, того-то Григорьев и добивается, — Середин утвердительно кивнул.
— Вернусь с Юга в Москву, постараюсь вашими глазами на Григорьева смотреть, — сказал Меркулов. — Постараюсь и ошибки его видеть, и противостоять им, да и в самого себя загляну поглубже. Я ведь собрался было обратно на завод тикать, трудно показалось с Григорьевым. Но научусь же рано или поздно?
— Нау́читесь! — с убежденностью сказал Середин.
Вот теперь сидит молчком этот самый Григорьев, и не поймешь, что у него в голове. Но как бы ни было с ним трудно, а придется его тряхнуть как следует. Дело, брат, как ты сам говоришь, есть дело, и выполнять его надо без всяких фокусов…
Яковлев появился через несколько минут. Едва ли не с порога заговорил:
— Логинов спросил моего мнения о назначении Середина, возражений у меня не было. А теперь тем более…
Грузный, с заросшими густой бородой щеками, Яковлев крепко встряхнул руку Григорьева, так же энергично поздоровался с Серединым. Уселся рядом с ним напротив Григорьева.
— Времени у нас мало, — заговорил Яковлев, — поэтому я прямо к делу. На заводе идут отчетно-выборные собрания цеховых парторганизаций, готовимся и к перевыборам парткома. В своем докладе уходить от ответственности за положение на заводе не собираюсь, как решат коммунисты, так и будет…
Григорьев завозился на своем месте, изменил позу, повернулся к Яковлеву.
— Я не могу вмешиваться в ваши партийные дела, — сказал он. — Меня больше всего интересует не то, что было, а то, что предстоит сделать коллективу завода…
— Да, я знаю от Логинова и Середина о предстоящей перестройке завода…
— Пока это всего лишь предварительные соображения, — заметил Григорьев, подчеркивая этими словами, что он имеет в виду личную точку зрения, но в то же время и не отделяет своих соображений от позиции министерства.
— Я хочу быть с вами откровенным, — заговорил Яковлев, — партийный комитет считает невозможным дальнейшую проволочку с началом строительства новой печи. В этом мы целиком поддерживаем Середина…
Григорьев перевел взгляд на сидевшего против него Середина.
— Да, это моя инициатива, — подтвердил Середин, — я уже объяснял.
Яковлев спросил, известно ли Григорьеву решение городского комитета партии по этому вопросу, и, выслушав утвердительный ответ, поднялся, прошелся ко комнате.
— Я понимаю, что моя судьба как секретаря парткома решена… — произнес Яковлев.