— Не надо, Василий Леонтьевич, профессору звонить, я сам с головой.
— Тоже правильно, — согласился Дед. — Идите, опосля еще поговорим.
Андронов и Василий согласно поднялись. У двери Василий обернулся, спросил, сохраняя строгость на лице:
— Завтра с чего начнем: с внутренних или с международных?
Дед окинул его хмурым взглядом, привалился грудью к столу, отвернулся.
— Как вас понять, Василий Леонтьевич? — спросил озадаченный Васька. — Ждать решения или можно удаляться?
— Удаляйся… — буркнул Дед.
После Дедовой науки, когда направлялись в душевую, Василий с опаской оглянулся, не следует ли за ним вездесущий Дед, и сказал:
— Слеза меня прошибла, до того душевно он говорил…
— Тебя?.. — удивился Виктор.
— Что же, я не человек, что ли? — обиделся Василий.
XVI
Вечером открыл высоким гостям дверь сам именинник в иссиня-черной, цвета воронова крыла паре, с колодками орденов и знаком лауреата Государственной премии, при галстуке, но почему-то в выпущенной поверх брюк, вылезавшей из-под пиджака и достигавшей колен белоснежной сорочке. Гости толпились в прихожей, покряхтывали, приглаживали волосы. Вошла в квартиру с кошелкой в руках супруга Деда Мария Андреевна.
— Что с тобой, Вась? — поздоровавшись с гостями и увидев спущенную по колена сорочку, ахнула она. — Успел уже приложиться…
— В своей же квартире, — попытался защитить друга Черненко, — как удобнее… Тем более, можно сказать, свой день.
— Ты что меня срамишь перед людями? — рассердился Василий Леонтьевич. — Ну и что, если бы я и приложился? Какой тут грех? Валентин правильно говорит: мой день.
— Да ты на себя взгляни! — возмутилась Мария Андреевна. — Можно сказать, весь цвет к тебе пожаловал, а ты… Взгляни!
Дед нагнул голову, осмотрел себя, увидел у колен рубаху и спокойно сказал:
— Ну и что? Корреспондент приезжал фотографировать…
— В таком-то виде? — чуть не плача, воскликнула Мария Андреевна.
— А в каком еще? До грудей, до грудей надо было представиться, пойми ты. Ну вот, по сих пор, — Василий Леонтьевич для наглядности обеими ладонями резанул себя по животу. — Дальше-то хоть в кальсонах стой, хоть напрочь без порток, фотоаппарату не видать… Забыл я с ей справиться…
— Лень тебе было рубаху заправить! Ты посмотри на гостей, кто тут собрался.
— Ну и что? Все мужики, — упрямился Дед, заново оглядывая гостей. — Мужского полу все, они еще не такое видали. Проходите, товарищи, — сказал Дед. — Я сейчас, моментом это обмундирование скину…
— Как это — скинешь? Ты что, гостей встречаешь или в баню собрался? — воскликнула Мария Андреевна.
— Опять нехорошо! — с досадой сказал Дед. — Как юбилей, так деваться некуда… Идите, идите в залу, а я тут на свободе с етой рубахой разберусь, шьют, как на сумасшедших, будто для смирения, того гляди в ей запутаешься…
Гости, тесня друг друга, весело переговариваясь, прошли в комнату с березовым лесом по стенам и принялись складывать кульки и свертки на стол, устланный дорогой ковровой скатертью. Появился Дед во всем блеске своего парадного костюма, на этот раз с заправленной в брюки, топорщившейся на груди сорочкой, сел во главе стола. Глубоко посаженные глаза, мохнатые брови, крупная посеребренная сединой голова, пиджак, цветом похожий на фрак, лауреатский значок Государственной премии — ни дать ни взять дирижер какого-нибудь знаменитого симфонического оркестра. Разговоры в комнате стихли, живописная внешность Деда произвела впечатление.
— Э-э-э… — начал Дед, оглядывая гостей, — будто не узнаете… Взгляд какой-то осторожный, будто на покойника… А мне еще пожить охота… — Дед помолчал и со значением произнес: — На пенсии заслуженной пожить охота…
Он опять оглядел всех по очереди. «Треугольник», разместившийся рядком против Деда, поскучнел. Взгляды опустились долу и лица обрели постное выражение. «Хитер, старик, — думал Середин, смиренно сидя с правого фланга «треугольника», — делает вид, что ничего не понимает. Вот так весь вечер будем в прятки играть…» Уговоры Деда подождать с пенсией всегда начинались после речей и тостов, но и сообщить о проводе на пенсию тоже следовало под конец торжества. Нарушать годами сложившийся порядок было нельзя.
— Э-э-э… — опять едко затянул Дед. — Как там в Болгарии? Кто сегодня газеты читал? Э-э-э… Наш дипломат, говорят, туда отбыл… Э-э-э…
— Нашел когда политикой гостей занимать, — сказала вошедшая с белоснежной скатертью в руках Мария Андреевна. — Не можешь без газет и дня прожить, привязался к им, как репей… Отдохнуть дай газетам!