Лариса присела за стол с телефонами напротив Коврова, посидела молча, о чем-то задумавшись, потом сказала с горечью в голосе:
— К утру ураган, наверное, стихнет… А мне и тогда хоть домой не ходи…
— Опять?.. — спросил Ковров.
Лариса не ответила. Уголки ее губ опустились, лицо стало невыразительным. Ковров смотрел на нее и думал о том, как легко и просто, не стесняясь, рассказывают они друг другу о своих семейных делах. Странные отношения! Когда-нибудь на свободе надо разобраться…
— На той неделе, когда вернулась с вечерней, — заговорила Лариса, — потребовал денег на водку. Не дала. Совсем может спиться. Хотел ударить… — Лариса помолчала. — Ушла на кухню. Выбил стекло в окне, сказал: «Подыхай здесь…» И заперся в комнате. Пришлось к подруге на ночь уйти.
— Почему не позвонили? — с укором сказал Ковров.
— Хотела позвонить. Потом подумала: приедете, Алексей Алексеевич, только скандал получится. Перед соседями совестно, я же виноватой и останусь… На другой день протрезвился, на коленях прощения просил… Простила.
Ковров молчал, его охватило неприятное чувство оттого, что она простила. «Что это со мной?» — спросил себя.
Лариса неожиданно сказала:
— История такая со мной приключилась… — и замолкла: говорить ли? — Парень один… не знаю уж, влюбился, что ли?.. Домой провожает, сойдет с автобуса последним, затеряется в толпе позади и доводит до самого дома. А встретится — молчит или ни с того ни с сего грубить начинает. Странный такой. Мне кажется, хочет поговорить и не решается. Конечно, знает, как у меня с мужем, ну вот… — Лариса вскинула глаза: — Что сказать, если решится и признается? Посоветуйте, Алексей Алексеевич.
— А вы к нему как относитесь? — спросил Ковров и отвел глаза, вырвалось как-то само собой. Никогда он не пускался в такие разговоры даже с Ларисой.
— Как я могу относиться? Для меня он мальчик совсем.
— В чем же тогда сложность?
— Но ведь… наверное, не зря за мной ходит. Ему-то каково?
Ковров вскинул на нее глаза. Лицо Ларисы было задумчивым, строгим, складочка легла между бровей.
— Но что же вы можете ему ответить?.. — удивился он.
— Ничего, — согласилась она. — Но по-разному можно сказать.
— Для меня это слишком тонкий вопрос… — сказал он. — Ко мне никто никогда не проявлял такого сострадания.
— А мне кажется вполне естественным думать о том, что будет чувствовать человек.
— А… кто он? — смутившись спросил Ковров.
Лариса медлила, легкий румянец окрасил ее бледные щеки.
— Нет, не стоит вам знать, — сказала она. — Ведь это не моя тайна.
— Какое я имею право спрашивать? — произнес Ковров, соглашаясь с Ларисой. — Так, случайно с языка сорвалось. Не очень-то я гожусь в советчики по этой части.
Ковров посмотрел на круглые электрические часы на стене, было без десяти минут три, скоро придет с литейного двора Андронов.
Резкий телефонный звонок прервал его размышления. Он поднял трубку. Мастер второй печи спрашивал, нет ли на шестой сменного электрика.
— Здесь, — ответил Ковров. — Здесь она. Сейчас пришлю. — Кладя трубку, сказал Ларисе, что ее вызывают на вторую печь.
И в это время вошел тот, кого ждал Ковров, — Виктор Андронов, в широкой шерстяной робе горнового и в затертой пластмассовой каске. Остановился у двери, оглядывая их обоих.
— Помешал я тут… — сдержанно сказал он.
— Витя, как ты можешь помешать? — сказала Лариса, поднимаясь из-за стола.
Андронов, видно, по-своему истолковал ее поспешное движение.
— Я помешал, могу и уйти… — резковато сказал он.
— Ты, Витя, никогда меры не знаешь, — оборвала его Лариса и торопливо пошла к двери.
Ковров глянул на часы: ровно три. Андронов пришел точно, как и договорились, значит, с интересом ждал испытаний.
— Обиделась! — воскликнул Виктор. — А что я такого сказал?
— Наверное, есть на что обижаться, — заметил Ковров и невольно подумал: «Уж не Виктор ли Андронов?.. От него можно ждать чего угодно, взбалмошный парень…»
— Вы что имеете в виду? — неприятным, режущим слух голосом спросил Андронов.
— Ну хорошо, оставим… — с досадой на самого себя за неуместное предположение сказал Ковров.
— Что оставим? — не уступал Андронов.
— Спор этот оставим.
II
Андронов устроился у стола с телефонами, откинулся на спинку металлического стула и широко развел острые колени. Каска и роба, да еще посеревшее от усталости с ввалившимися щеками лицо старили его, а на самом деле и по годам, и по своему поведению — мальчишка. Работал Виктор третьим горновым у шлаковой летки, где никакой механизации не существовало. Кстати и некстати Андронов требовал засадить за работу сто конструкторов для улучшения условий труда горновых. Весь доменный цех прослышал об «андроновской сотне», Виктор не упускал случая ругнуть и начальника цеха, и обер-мастера — Деда, как его называли, и инженеров по технике безопасности за то, что они не хотят внедрять новые механизмы, облегчающие труд рабочих, боятся, утверждал он, чтобы не нагорело от начальства: занялись, мол, изобретательством, вместо того чтобы чугун давать. Андронов перешел на второй курс вечернего металлургического института, читал бюллетени технической информации, спорить с ним было не так-то просто.