Дальше работала Ханна, а я в основном смотрела и отбрасывала в стороны все новые и новые куски платья. Рана в неудобном месте, бинтовать непросто, но фиалка, на мой взгляд, справлялась отлично.
Тина, глядя на ее манипуляции, позеленела и отбежала, а остальные даже не попытались приблизиться. Так что в крови копошились вдвоем, причем я, как это ни странно, начала привыкать к подобному. Уже нет такой острой реакции, как поначалу.
Хотя, наверное, все дело в том, что здесь имеешь дело только с живым человеком. Кровь плюс мертвые тела и тошнотворный запах – хуже сочетания не придумаешь.
– Ну, с перевязкой я разобралась, – все с тем же неизменным спокойствием произнесла Ханна. – Теперь надо поставить капельницу, только вымою руки в озере, я быстро.
– А это ничего, что она теперь на спине лежит?
– Ее лучше всего держать в сидячем положении, но это сложно. Мы сделали все, что могли, остальное уже не так важно. Теперь нужно будет просто посматривать на повязку, вдруг начнет сильно выступать кровь.
– Может, замотать получше? Вон какой широкий пластырь есть, можно намертво заклеить.
– Нельзя тратить все, если она сейчас не умрет, повязку придется обновлять, мы и так кучу всего израсходовали. Очень нехорошая рана.
В этот миг глаза госпожи Альбины приоткрылись, она уставилась вверх, нездорово прищурилась, взгляд ее сместился, уперся в меня, окровавленные губы шевельнулись:
– Элли…
Еле слышно, на грани самого слабого шепота произнесла, видно, что единственное слово далось ей с превеликим трудом.
– Да, госпожа Альбина, я здесь. Мы все здесь. Лежите спокойно, вы опасно ранены. Но мы вас уже перевязали, надо просто полежать и…
– Приподними ей голову, – попросила Ханна, бесцеремонно меня перебив. – Госпожа Альбина, вам нужно выпить немного живчика. Ну то есть нектара. Пожалуйста, попробуйте проглотить хотя бы несколько глотков, я знаю, вам тяжело, но это надо сделать, обязательно надо.
Пока Ханна заливала в непослушные губы Вороны нектар, я не переставала трещать с преувеличенной бодростью:
– Просто полежите немножко, вы не так уж сильно пострадали. Сейчас Ханна поставит вам капельницу, и все будет хорошо. Нас, наверное, уже ищут, скоро подойдет помощь и вас отвезут в безопасный стаб. Там есть знахари, они вас быстро вылечат.
Мне показалось или Альбина и правда пытается улыбнуться? Губы характерно растягиваются. Неужели так рада моим словам? Как-то это сомнительно…
– Элли… Ко мне нельзя приводить обычных знахарей. Только допущенных, ты сама знаешь правила.
Да что она вообще несет? Наверное, в голове все перемешалось из-за большой кровопотери.
– Ты меня слышишь, Элли?
– Да, госпожа Альбина, я вас прекрасно слышу, просто не понимаю.
– Я не настоящая госпожа, у меня нет привилегий.
– Но вы же…
– Зачем ты меня искала? – перебила воспитательница.
– Вы о чем?
– Не важно… Элли, я тебе всегда завидовала.
– Чему вы завидовали? Лучше не отвечайте, вам нужно лежать спокойно.
– Не надо меня обманывать. И себя. Ты смогла хотя бы попробовать, а я так и не решилась. Я знала, что ты сегодня задумала. И я помогла тебе. Прошу, не бросай меня здесь. Я такая же, как ты, и я бы тебя не бросила.
– Но, госпожа Альбина, я вас и не думала бросать. Вам просто надо дождаться помощи, она скоро должна подойти.
– Не надо это… нам не нужна помощь… нам нужно уходить. Белла, ты не оставишь меня здесь, и сама не останешься…
Глаза воспитательницы медленно закрылись, шепот затих. Я, недоумевая, ждала, что она продолжит говорить, хотя бы два слова или даже одно, хоть что-нибудь объяснит, но тщетно.
Воспитательница высказывалась в высшей степени странно, что неудивительно для тяжелораненого человека. Однако не похоже, что у нее серьезные проблемы с восприятием действительности. То есть она все понимала и пыталась до меня что-то донести.
Жаль, сумбурно и не полностью.
Ханна, отряхнув руки, потрогала запястье Альбины и невозмутимо заметила:
– Пульс есть. Что она тебе рассказывала? Вообще ничего не понятно.
Я слышала вопрос рыженькой, но не отвечала. Не до этого было. Просто сидела и смотрела сверху вниз на раненую воспитательницу. И раздумывала при этом вовсе не о ее последних словах.
Я думала о ней.
Альбина – старшая воспитательница. Это звучит. Всегда строго одетая, даже в самые жаркие дни я ни разу не видела на ней хоть что-нибудь с короткими рукавами, не говоря уже о большем. И вид с иголочки, серьезность стильно подчеркнута при помощи косметики, прически и прочих ухищрений. Теплое слово от нее услышать трудно, она слишком для этого заледеневшая. А уж придирчивая – просто ужас.