Особенно – ко мне.
Сейчас воспитательница не могла держаться строго и придирчиво. И с косметикой у нее катастрофа, не говоря уже об одежде и прочем.
Сейчас я увидела Альбину с другой стороны, чему способствовали ее последние поступки.
Особенно то, что она поехала с нами без принуждения, по своей инициативе сев за руль. И без контроля с моей стороны долго и уверенно вела грузовик, имея массу возможностей добраться до других стабов или армейских постов, я ведь большую часть пути ее не контролировала и даже не понимала, где мы едем. Но на всем пути мы не встретили никого, кроме зараженных и пикапа восточников.
Альбина сама сказала, что раскрыла мои замыслы. Не сомневаюсь, что это вполне возможно, ведь, зная меня, догадаться нетрудно. Однако не только не попробовала остановить, а даже помогла.
Зачем? И как получила она свою должность? Откуда вообще взялась эта загадочная женщина? Я помню ее серой мышкой на вторых ролях, самое серьезное, что ей доверяли, – водить во дворе хороводы с младшими группами, но еще тогда поговаривали, что у нее весьма доверительные отношения с директрисой, плюс она трудоголичка и полностью игнорирует мужчин, а значит, далеко пойдет.
Про нее много чего говорили. В том числе, что она бывшая воспитанница старшей группы, которую исключили из Цветника за какие-то прегрешения или несоответствие.
Тот еще бред. Не верю, что Ворона настолько старая, то есть я должна была застать ее обучение. О несоответствии тоже не может быть и речи, она достаточна красивая и смышленая, получается, исключать ее из Цветника не за что.
Прегрешения – вообще смешно. Числись за ней серьезные грехи, ее бы и близко к нам не подпустили, ведь к сотрудникам Цветника предъявляют высочайшие дисциплинарные требования.
Старших воспитательниц на весь Цветник четыре – должность уважаемая. Вот только сейчас, потеряв над собой контроль, отчего с лица сошло вечно всем недовольное выражение, она выглядела всего лишь младшей сестренкой Сони. А ведь та простая воспитательница с индексом возраста не выше двадцати восьми. Я, конечно, понимаю, что все можно списать на везение с внешними данными, но, определенно, дело не только в них.
Сейчас я бы не дала Альбине больше двадцати одного года. Вообще-то, она выглядит на девятнадцать без хвостика или с хвостиком мышиным, и невозможно понять, почему до меня это дошло только теперь.
Похоже, передо мной лежит та еще мастерица скрывать очевидные вещи.
И что еще она могла скрыть?
Продолжая размышлять в этом же направлении, я перевела взгляд на руку, предплечье которой до сих пор скрывалось под обрывком рукава. И внезапно в голове проскочило сразу множество мыслей, после чего не все, но очень многое стало очевидным.
Прибавив при этом высоченную кучу безответных вопросов.
Осознав свою непроходимую недогадливость, я, непроизвольно поморщившись, потерянным голосом протараторила:
– Вот ведь блин! Блин! Блин! Да это полный бред!
Неподобающее для воспитанной девушки выражение лица, и слова тоже неуместные, но удержаться было невозможно, само собой получилось.
– Ты чего? – удивилась Ханна, продолжая возиться с иглами, трубками и прочими жуткими штуковинами.
Мне сейчас не до ответов, я без остатка занята спешными похоронами своего очередного, на первый взгляд почти безупречного, плана. Ну и заодно составлением нового – абсолютно безумного и неосуществимого.
К нам приблизилась Лола, испуганным, как никогда, голосом продолжила страшно волнующую ее тему:
– Дания сказала, что на нас могут напасть зараженные.
– Могут, – с неизменно-безмятежным видом подтвердила Ханна. – Вон посмотри туда, там лепешки коровьи, на вид почти свежие и дождями не размытые, буренки здесь паслись недавно, значит, это не стаб. Зараженным коровы нравятся, так что нам и правда нельзя здесь оставаться.
– Тогда чего мы сидим?! – Мысли об охочих до человечины тварях для нашей главной блондинки – нож в сердце.
– Лола, успокойся, подожди немного, нам надо помочь Альбине. Ханна перельет ей заменитель крови, потом мы понесем ее на носилках.
– Может, сперва отнесем ее, а потом зальете, что нужно?! Ведь зараженные могут в любой момент появиться. – Лола, похоже, в двух шагах от панической истерики, ее начинает колотить. – И зачем ее вообще нести? Оставим в грузовике, пусть там дожидается помощи. Мы не сможем быстро идти с носилками, и я не вижу здесь других укрытий. Да, Лиска, точно, оставим ее здесь. Ей полезнее будет, раненых опасно переносить с места на место.