— Ну так что? Пускай перед нами даже банда мошенников и плутов. Это ничего не доказывает.
— Вы меня снова поймали. Точно. Это не доказывает ничего. — Инспектор выбил трубку и спрятал ее в карман. — Поскольку не находится причин, по которым началась эта история, то нет оснований думать, будто она уже закончилась. — Он невесело усмехнулся. — Но если здесь произойдет еще что-то подобное, моя участь будет не многим лучше участи очередной жертвы.
Мои опасения возродились с новой силой.
— Я тоже этого боюсь, господин инспектор. Но вы рискуете потерять только репутацию, а я — жену. У меня к вам большая просьба.
— Слушаю.
— Через десять дней кончится мой отпуск, и я должен буду вернуться на корабль. Вы подозреваете меня или Ирис?
Похоже, Крега захватили врасплох.
— Нет, конечно. Вас или миссис Дулич? Она же моя любимая актриса!
— Позвольте нам уехать завтра утром, хорошо? Я хочу побыть вдвоем с женой в таком месте, где ей не будет угрожать опасность. Нож в спину! Вы не против? Естественно, мы объясним, где нас найти.
Инспектор долго смотрел на меня молча, потом улыбнулся.
— Ладно, считайте это содействием морскому флоту.
С чувством огромного облегчения я искренне пожал ему руку.
— Благодарю вас, инспектор, вы исключительно великодушны.
— А удастся ли вам убедить жену? Как я заметил, она очень решительная особа, и ей непременно взбредет в голову самой распутать загадку.
— Не беспокойтесь. Если возникнет необходимость, я переброшу ее через плечо и вынесу отсюда, невзирая на сопротивление.
Инспектор посмотрел на часы и поднялся.
— Пожалуй, сегодня мы больше ничего мудрого не придумаем: я совсем измотан. — Он зевнул и направился в сторону двери. — Вы наверх?
Сейчас, удостоверившись, что завтра утром смогу упаковать вещи и забрать Ирис, я почувствовал себя человеком, выпущенным из тюрьмы, который может уже не спешить.
— Нет, инспектор, я посижу еще немного. Вдруг на меня снизойдет вдохновение?
— Будем надеяться. — В дверях инспектор бросил банальное «доброй ночи» и вышел.
Я налил себе виски и устроился в кресле у камина. Я думал над тем, куда можно поехать, не возбуждая излишнего любопытства окружающих. Потом вспомнил слова инспектора: «В этом доме полно плутов». Он и не предполагал, насколько это было верно. Тут действительно происходило нечто вроде слета мошенников. А преступник наверняка был самым прожженным из них. От такой неожиданной мысли я даже приподнялся. Каждое из убийств казалось лишенным смысла. А если отсутствие мотивов и было основной их особенностью? Если вся цепь случайных преступлений представляла собой колоссальный блеф, замысленный именно для создания видимости отсутствия логики? Например, кто-то, имея повод для убийства одной из женщин, расправлялся с другими, пытаясь внушить окружающим, что рядом действует маньяк, скрывая таким образом истинные мотивы преступления?
Эта идея захватила меня. Я уже собрался подняться наверх, чтобы поделиться ею с инспектором, но здравый рассудок победил несвоевременный энтузиазм. Моя теория, при всей своей основательности, была только теорией. Мог ли в принципе существовать человек, настолько лишенный любых чувств, чтобы ликвидировать трех невинных женщин лишь для создания себе дымовой завесы?
Конечно, приятели Лоррен были мошенниками, но никто из них не тянул на звание чудовища.
Меня опять одолели сомнения, и, подключив воображение, я снова начал раздумывать над смертью Дороти. Опыт Ирис с фишкой и мокрым полотенцем показал, что цвет этих фишек и кураре одинаковый. Другими словами, если яд растерли на одной из фишек, то никто не заподозрил ничего плохого. Я пожалел, что не сообразил этого раньше.
Кто-то именно в фишку вмонтировал свое оружие. Тут не требовалось особенной мудрости. Достаточно было, например, вогнать в грани кубика сломанные иглы и намазать их кураре. Цвет яда ничем не отличался от цвета фишки. Причем последнюю каждый мог подложить Дороти на рулетку. Дороти должна была уколоться и умереть в клубе Дуга. Но играла она в длинных кожаных перчатках. На них осталось пятно от кураре. Если бы не жадность Дороти, она могла жить и сегодня, а жертвой стал бы какой-нибудь крупье. Дороти, не считая, смахнула фишки в сумочку. Среди них находилась и отравленная. Я вспомнил все подробности того вечера: в «Дель-Монте» Дороти принесли бутерброд, она сняла перчатки и, открыв сумку, собралась положить их туда, но неожиданно заметила, что я заглянул внутрь, смутилась и заспешила. Я припомнил также, как она выдернула руку из сумочки, точно уколовшись чем-то. Теперь мне все стало ясно. В сумке лежала отравленная фишка. Кураре при слабом сердце Дороти подействовал очень быстро.