Несколько мгновений стояла жуткая тишина. Мужчины смотрели на свои дома, надеясь увидеть хотя бы какой-нибудь признак жизни. Наконец, они заметили несколько человек, бегущих к сараю. "Хотят спасти комбайн", - догадался кто-то. "Все равно ничего хорошего не будет, если самолеты вернутся", - мрачно произнес Залман. Они увидели Файвла, бегущего по пшеничному полю между дотом и поселением. Юрек, пасечник, бежал рядом с ним. Мужчины прибежали, еле переводя дыхание. Лицо Файвла, обычно красное, было белым от страха; он рассказал, что ему пришлось пережить на тракторе в самом разгаре воздушного налета. "Они целились в меня - хотели попасть в трактор", - утверждал он. Ему и в голову не пришло покинуть машину и укрыться где-нибудь. Он спрятал ее в эвкалиптовой роще и только тогда бросился на землю, весь дрожа.
Юрек объяснил, что он послан сюда вместо Нафтали, который уехал с детьми прошлой ночью. Когда все понемногу успокоились, Гидеон, командир дота, стал объяснять Юреку его обязанности. Юрек был приятный, тихий человек, преданный своим пчелам и искусству фотографии. Хотя он, как и любой другой в кибуце, получил основные инструкции по обращению с оружием, он все же был далек от военного дела. Гидеон приставил его к одной из щелей и вручил заранее заготовленный план пристрелки, в котором были указаны зоны наиболее эффективного огня. Юрек ничего не понял, но, не желая никого огорчать, "сделал вид, что все понимает". Он не оценивал всей серьезности их положения в доте и чувствовал себя неловко от охватившего его напряжения. Чтобы утешить своих друзей, он стал говорить о пчелах. "Нынешний год - исключительный! восторгался он. - У нас еще никогда не было столько меда!"
Менахем, ветеран кибуца, тоже заменил кого-то из отправленных с детьми. Он был шофером и не раз испытал на себе напряжение и опасность дорожных боев, однако военного опыта у него не было - только самые элементарные приемы, усвоенные в Хагане. Все остальные мужчины были ветеранами войны или прошли хорошую военную школу в Палестине. Залман был ветераном африканской и итальянской кампаний второй мировой войны. Гельман воевал против нацистов в рядах польской армии, был захвачен в плен, бежал, сидел в тюрьме у русских, снова бежал и, наконец, прибыл в Палестину с польской армией генерала Андерса, из которой он дезертировал. Макс и Ишая были среди новых беженцев, принятых в Яд-Мордехай после войны. Обоим было по двадцать пять лет; оба были членами еврейских партизанских групп, действовавших в лесах Польши. Гидеон, командир, прошел усиленное обучение в подпольной Хагане. Файвл был членом Пальмаха.
Минут через пятнадцать после того, как скрылись самолеты, начался артиллерийский обстрел кибуца. Он был страшен по своей интенсивности. Минометы стреляли из-за песчаных дюн, расположенных вблизи Дир-Санида; мужчины видели, как снаряды взрываются в поселении. Через несколько минут была пробита водонапорная башня, и оттуда хлынула вода. Наблюдательный пункт на северном холме был накрыт несколькими прямыми попаданиями; большие пробоины зияли на его втором этаже. Снаряды стали ложиться по всему поселению в методическом порядке; управление огнем велось с разведывательного самолета. Одна за другой по всему периметру были разрушены все огневые точки; крыши провалились, и густые облака коричневой пыли поднялись над окопами, где лежали защитники. Водонапорная башня была пробита еще в нескольких местах. Все больше деревянных построек охватывало пламя. То тут, то там взлетали в воздух белые цыплята словно конфетти на темном огневом фоне. Мужчины не могли поднять глаза друг на друга, не могли слова выдавить. Их глотки пересохли от ужаса и страданий при виде того, как все рушится у них на глазах.
Гидеон попытался по полевому телефону связаться со штабом; ответа не было. Он предполагал, что провода разорваны взрывом снаряда, и все же одновременно и у него, и у всех остальных возникла другая мысль - "Неужели разбит штаб? Неужели все они погибли?" Единственными живыми существами в поселении был обезумевший скот и белые вспархивающие цыплята. Да еще доносились до них пронзительные крики раненных коров и лошадей.
Опять вернулись те три самолета. На этот раз они летели высоко, сбрасывая свои двухсотфунтовые бомбы. Столбы дыма и песка взметнулись в небо и стали медленно оседать. Казалось, сумерки спустились над поселением, и только дот был залит ярким солнцем. Менахем предложил по очереди отдыхать на койках "так мы сможем лучше выдержать". Все согласились с ним, но ни один не лег. Они припали к огневым щелям и не могли оторваться от них, от этого жуткого зрелища, открывшегося взору.
Вдруг появился "беженец" молодой доберман-пинчер, одна из породистых собак, которых в кибуце обучили охранять поля. Она все кружила и кружила вокруг дота, с лаем и визгом, просясь, чтобы ее впустили. Некоторым защитникам стало жаль обезумевшего животного, и они хотели впустить его. Но другие возражали; собака могла взбеситься от страха и всех перекусать. Гидеон решил, что ее надо пристрелить, и приказал Менахему сделать это. Хотя он и подчинился, как подобает хорошему солдату, но винтовка каждый раз сваливалась с его плеча, как только он начинал прицеливаться. Пробовали и другие, но ни один не смог убить собаку. Наконец, сам Гидеон застрелил ее. Даже издыхая, несчастное животное пыталось подобраться поближе к ним и подползло к одному из окон. Пришлось столкнуть труп со склона стволом винтовки. Этот инцидент оказал глубокое воздействие на всех. При виде того, что произошло в кибуце, их сердца окаменели; трагедия была слишком велика и слишком ужасна, чтобы полностью осознать случившееся. Смерть же собаки дала выход их горю и гневу. Все с пониманием отнеслись к Ишае, вдруг разрыдавшемуся вслух.
Позиции в Яд-Мордехае
От деревни Дир-Санид шла песчаная дорога, ведущая к морю. Примерно через час, в течение которого не прекращался артиллерийский обстрел, мужчины увидели броневики, двигающиеся по этой дороге. Они остановились в аллее рожковых деревьев, приблизительно в 700 ярдах от дота. В бинокль Гидеон увидел, что на машинах установлены небольшие орудия; он также увидел, как их жерла повернулись в сторону дота. "Теперь наш черед!"- крикнул он и приказал всем занять свои места. Макс стоял наготове со своим пулеметом "брен", заряженным обоймой бронебойных патронов. Люди были возбуждены, но чувствовали себя уверенно. Они понимали всю важность своего наблюдательного пункта и верили в его неприступность. Они увидели первый выстрел оружия; снаряд упал в ста ярдах от них. Макс открыл ответный огонь из пулемета, но пули не долетали так далеко. Египтяне уточнили прицел; второй снаряд упал всего лишь в пятидесяти ярдах от дота. Макс опять открыл огонь. "Ха, ха! Ты попал в радиатор!"закричал Гидеон, торжествуя, и добавил на идиш: "Вот ты и попался! Вот мы и придавили тебя к земле!" В этот момент третий снаряд поразил дот. Он врезался в промежуток между двумя огневыми щелями, у которых стояли Гидеон и Макс, и разорвал нижнюю стенку. Пыль и куски бетона заполнили все помещение. Лицо Гидеона залило кровью, а в другом конце дота раздался крик Файвла: "Я ослеп я ничего не вижу!"
"В окопы! Взять все боеприпасы",-приказал Гидеон и пополз к выходу. Двое мужчин подняли его и вынесли наружу, а Юрек открыл первый санитарный пакет. Рана была большая, но не глубокая. Обломки бетона разодрали ему лицо. Юрек перевязал рану, и Гидеон пополз через пшеничное поле к поселению.
Файвла не ранило, он просто был в шоковом состоянии, а глаза его засыпало пылью. Вода в неприкрытой бочке была грязной, и нечем было даже промыть ему глаза. Не понимая, в каком он состоянии, друзья уговорили Файвла идти к доктору Геллеру. Веки его опухли настолько, что почти не было видно глаз, но Файвл вышел из укрытия. С гранатой в руке, с винтовкой на спине он пополз через пшеничное поле.
Примерно через полчаса после ухода Файвла с участка, где были посажены помидоры, примерно в тридцати ярдах от окопов, раздался крик. Залман высунул голову.
Между кустами лежал связной; видимо, он не хотел ползти ближе, к неприкрытой траншее. "У вас все в порядке?" -крикнул он.