Тем временем египетское судно высадило войска в прибрежном городе Мичдал, в нескольких милях севернее Яд-Мордехая. Солдаты двинулись вглубь страны, чтобы занять форт Теггарта, отданный англичанами Мусульманскому Братству. Поблизости находился кибуц Негба. Египтяне собирались окружить его, не дожидаясь конца битвы под Яд-Мордехаем.
Такова была ситуация, с которой новое государство столкнулось лицом к лицу к тому времени, когда Яд-Мордехай стал настойчиво требовать подкрепления и оружия: мощное наступление на Иерусалим, бои в Верхней Галилее, вторжение в Иорданскую долину, вторжение по трем направлениям в Негев и военная угроза во многих других местах. На площади, не превышающей штат Нью-Джерси, было слишком мало места для маневрирования. Прорыв на любом фронте мог стать роковым, он мог дать возможность арабским государствам выполнить свою угрозу - "сбросить евреев в море". Каждое сражение было решающим, и не хватало оружия и людей для боев.
Начался третий день осады Яд-Мордехая; после короткого сна Тувия поднялся с первым лучом солнца и отправился проверять посты. Люди Пальмаха, прибывшие в 2 часа ночи, весь остаток этой ночи восстанавливали траншеи, строили новые бункеры и дополнительные соединяющие траншеи. Тувия назначил другую смену, а их отправил перекусить и отдохнуть. Напоследок он посетил посты 9 и 10, расположенные по обе стороны главных ворот. Эти посты располагались ближе других к скотному двору; именно здесь была погублена основная часть скотины. Грудами лежали вспухшие, разлагающиеся трупы коров и телят. Сотнями валялись дохлые цыплята и утки. Теленок, избежавший пули Нахмана, подошел к нему сзади и потерся носом об его руку. Казалось, это бедное создание просит у него защиты. И в первый раз за все дни сражения выдержка Тувии сдала. До сих пор он находился в состоянии крайнего возбуждения, не допуская даже мысли о возможности поражения. Теперь он вдруг осознал весь ужас катастрофы. Это молодое беспомощное существо, единственно уцелевшее из всей скотины, тоже умрет. Он не мог сдержать слез, они покатились по его черным от грязи и загара щекам. Он прыгнул в траншею, надеясь, что не встретит никого, пока не доберется до штаба. Дойдя до убежища, он помедлил немного, чтобы взять себя в руки. Алекс и радисты, женщины и раненые, находящиеся в убежище, не должны были узнать о его минутной слабости.
Через несколько минут оба командира обсуждали вопрос о том, как в дальнейшем использовать прибывшее подкрепление. Они сделали все, чтобы заменить уставших бойцов. Люди с постов 1 и 2, принявшие на себя главный удар двухдневного боя, были отозваны на более спокойные позиции на северной стороне или отправлены на отдых до срочной необходимости; беда только в том, что негде было отдыхать. В домах опасно: туда в любой момент мог угодить случайный снаряд. Убежища переполнены ранеными и женщинами; лишние люди не могли быть туда допущены, так как и присутствующим уже нечем было дышать. Усталые бойцы разбрелись по траншеям и, прикорнув где-нибудь в уголке, изнывая от нестерпимой жары, впали в тревожный, беспокойный сон.
С приближением стрелки к одиннадцати - к тому роковому часу, когда пехотные атаки вот уже два дня подряд обрушивались на кибуц - Тувия послал часть бойцов обратно на посты 1 и 2. Все ждали новой атаки. Однако час прошел, а обстрел не усилился. Заметно было оживление в банановой роще - египтяне выстраивались в ряды и опять рассыпались. Это повторилось несколько раз. Алекс отправил телеграмму в Пальмах, умоляя "ударить с тыла".
11.45. Похоже, что враг ждет подкрепления. Его боевой дух упал. Они готовятся к атаке и тут же рассыпаются. Сейчас самое время ударить по ним.
Однако Пальмах не располагал ни людьми, ни оружием для дневной атаки. Ни один командир не произнес: "Яд-Мордехай обречен", хотя это было почти свершившимся фактом. Важнее было укреплять позиции, препятствовавшие наступлению египтян на Тель-Авив, чем распылять мизерные ресурсы молодого государства, защищая изолированный пункт. От пограничных поселений требовалось, чтобы они сами выстояли, независимо от того, какие силы брошены на них.
После полудня в южном небе появились три самолета. Сделав несколько кругов над поселением, пилоты начали бомбардировку. Это был первый из трех налетов, последовавших один за другим. Хотя самолеты окончательно разбили разрушенные здания и повредили крышу одного убежища, жертв все-таки не было. Люди, прильнувшие к стенкам окопов, были уверены, что эти налеты предшествуют новым пехотным атакам, однако день прошел, а пехота так и не появилась.
С наступлением сумерек броневики продвинулись ближе к восточным постам и посту 7, находящемуся в северо-восточном углу поселения. Они открыли сильный огонь. Все были наготове. Не решили ли, наконец, египтяне атаковать слабые восточные позиции? Алекс немедленно перебросил оставшийся пулемет и несколько мужчин на пункт, оказавшийся под угрозой. Но у египетского командования было что-то другое на уме. Под прикрытием артиллерии длинная колонна грузовиков и броневых машин двинулась по полевой дороге, находящейся в нескольких сотнях метров от поста 7. Они проследовали очень быстро и, видимо, вышли на дорогу к Хирбии и арабскому городу Мичдал. Тувия, следивший за этим озадачивающим маневром, приказал не тратить зря боеприпасов; при скудном запасе минометных снарядов они не могли надеяться на то, что им удастся остановить колонну. Позже, когда командиры узнали, что Каир объявил о "победе" в Мичдале, они поняли значение этого броска. Египтяне перебросили часть войск - возможно, те отряды, которые были разбиты - для соединения с войсками, пришедшими с моря. Вместе они должны были завоевать "победы" для каирских газет, чтобы прикрыть ими провал под Яд-Мордехаем.
К вечеру поднялся густой туман. Египтяне стали нервничать. Они продолжали стрельбу, опасаясь, по-видимому, десантной атаки. Люди в кибуце ждали и надеялись, что Пальмах найдет возможным ударить египтян с тыла. Ночью слышны были взрывы в тылу египетских позиций, и некоторые даже думали, что это канонада воздушного налета на Газу. Был ли такой налет или не было его - в бортовом журнале израильских военно-воздушных сил сказано, что был - кибуц не почувствовал облегчения. Давление на Яд-Мордехай не уменьшилось.
Штаб в Нир-Аме обещал в эту ночь эвакуировать женщин и раненых. Командиры дали всем знать, что с колонной можно будет отправить письма. Прежде, чем сесть писать своим женам, может быть в последний раз, многие пошли в свои комнаты за фотографиями из семейных альбомов. Большинство бойцов не были дома с начала боя. Залман нашел свою комнату нетронутой. Только ситцевые покрывала были засыпаны тонким слоем песка, да некоторые картины висели криво; все остальное выглядело точно так, как они с Хаськой оставили ночью перед боем. Мирный порядок, царивший в комнате, привел его в бешенство. Ему казалось, что такой благополучной комнате не место в разрушенном поселении. Он не взял ничего и убежал, хлопнув дверью. Другие нашли свои дома разрушенными, и все попытки отыскать альбомы не увенчались успехом. Лишь некоторым удалось найти фотографии, которые должны были напомнить детям об отцах.
Хотя письма и не были отправлены этой ночью - колонна не прибыла - все они сохранились. Некоторые были переданы вдовам; их мужья, писавшие эти письма, пали в последний день сражения. Другие были отданы в архив - кибуц приступил к его созданию сразу же после битвы.
"То, что я вижу вокруг, уже ничем не напоминает мне наш дом и кибуц, писал Моше Калман своей жене Яэль. - Я надеюсь, что некоторые наши товарищи останутся в живых, увидят победу и восстановят руины". Очевидно, вспомнив их спор с Яэль, когда она готовилась уезжать вместе с детьми, он писал: "Ты, конечно, помнишь мое мнение о том, что нас ждет. До сих пор мне просто посчастливилось, и я надеюсь, что мы еще увидимся, а если нет-как я говорил тебе при прощании-я знаю, что ты сумеешь нести это бремя. Если нам удастся отбить врага и не дать ему захватить это место, мы сможем считать, что отдали свои жизни не даром... Скажи Ави, что здесь валяются тысячи гильз от патронов. Целую тебя, Ави, Сару и всех остальных".