– А зачем ты позвал меня сюда? Чтобы все это рассказать? Боюсь, что это мало чем поможет – ни ты, ни я не знаем, что нужно Рагон Сатху, а покупать, что попало, не имеет смысла!
– Для меня – имеет. Если бы у меня была, хоть одна монетка! Теперь, когда на мне нет этого проклятого колдовского ошейника, я мог бы выбраться отсюда! Может быть, и ты когда-нибудь унесешь отсюда ноги, если следующий, кого заловит Рагон Сатх, захочет тебе помочь! Если бы у меня была монетка, я бы что-нибудь купил и скорее побежал за ворота! И тогда я бы снова очутился дома, хоть и старый, и немощный, но дома, среди людей! Я был бы счастливейшим из нищих, я пел бы песни и плясал на свадьбах, эх, да что там…- и он отвернулся, смахивая непрошеную слезу.
Конан полез было в кошелек, висевший на поясе, чтобы дать старику монету, но тот испуганно остановил его:
– Нет! Нет, не давай мне ее! Этот проклятый город! Если ты мне дашь монету, у тебя самого сразу все исчезнет, и ты останешься ни с чем!
– Но как же я тогда смогу тебе помочь?
– Придумай что-нибудь! Ты молод, силен, умен, а я уже старик! Попробуй спасти меня, может, и я смогу тебе помочь!
Конан немного подумал, потом улыбнулся, лукаво подмигнул старику и медленно направился в сторону базара. Пройдя немного, он вдруг остановился и, сняв с пояса кошелек, стал пересчитывать деньги. Старик стоял поодаль, с надеждой наблюдая за его действиями.
Вдруг мимо них проскакал лихой всадник на восьминогом коне, и Конан, заглядевшись на такое диво, уронил в пыль пару монет. Не заметив потери, он сунул деньги обратно в кошелек, привязал его к поясу и решительно направился к лавкам торговцев. Старик, тихо вскрикнув от радости, поспешно подобрал монеты и побежал следом за ним, стараясь держаться на почтительном расстоянии. Он шел за ним как тень, стараясь угадать, что купит его спаситель, и, ломая голову, чем бы ему помочь.
Конан заглянул в одну лавку, другую, третью и почувствовал, что у него голова пошла кругом. Всего три лавки, а каких только диковин ему не предлагали! И эликсир вечной молодости, и плащ, который делает человека невидимым, и венец мудреца, который помогает правителю всегда принимать верные решения, и еще столько всякой всячины, что и не упомнишь! Он глянул на небо. Солнце стояло высоко, времени еще было много, но и город был велик. А вдруг то, что он ищет, находится вовсе не на базаре, а где-нибудь во дворце?! Поди, угадай…
У Конана просто руки чесались от желания свернуть голову проклятому Рагон Сатху, даром, что тот колдун. У всех этих бестий, сидящих в лавках, такие хитрые рожи, если это можно назвать рожами. Даже для кошмарного сна слишком много зеленых ушей, одноглазых лиц и волосатых хоботов вместо носа.
Все эти колдуны – мастера принимать человеческий облик, но здесь, похоже, они предстали в своем истинном обличье, не таясь и не скрываясь. А уж глаза-то простому смертному им отвести ничего не стоит – так вот и пройдешь мимо талисмана, и ничего тебе не поможет, не подскажет… Не подскажет?! Ну, нет, проклятый колдун, где твоя обещанная помощь и подсказка?!
Конан, все еще кипя от злости, прислушался к себе, не подаст ли ему знака колдовской ошейник, но нет ни жара, ни холода не чувствовала могучая шея киммерийца. На душе у него стало совсем муторно, и он пошел дальше, уже не заглядывая в лавки и не обращая внимания на разноголосые вопли продавцов и зазывал.
Вдруг его внимание привлек визгливый голос, обращавшийся явно не к нему:
– Смердящий раб, паршивейший из смертных, ты смеешь без дела шляться по улицам, вместо того чтобы чистить выгребные ямы! Сын шелудивой суки, ты дождешься, что тебя за ногу подвесят в Большой Колючке, на потеху детям Гимры! – И визгливое существо гнусно хохотнуло.
Конан оглянулся и увидел толстобрюхого верзилу в ярко-синих атласных шальварах и красных сапогах с загнутыми носками. Великолепный парчовый пояс в несколько рядов был намотан на голый волосатый живот, колыхавшийся от хохота. Конан поднял глаза и, увидев его голову, подумал, что лучше бы он смотрел на шальвары – они были гораздо красивей. Жирные коричневые щеки свисали, чуть ли не до плеч, круглая плешивая голова крутыми толстыми складками переходила прямо в мохнатую спину, глаза, как два крохотных уголька, зло смеялись из-под потных валиков бровей, а нос…
«Нергал меня побери, если это нос!» – подумал Конан, едва удерживаясь, чтобы не расхохотаться.
Стыдливый лоскут влажной кожи нависал над верхней губой, колыхаясь в такт шумному дыханию. Уперев в бока жирные руки, уродливое существо сверху вниз взирало на знакомого Конану старика, который теперь совершенно преобразился. Он выставил вперед ногу, заложил руки за спину и смело глядел на верзилу.
– Ну, ты, жижа навозная, подарочек небес, чего встал, как Гость?! Сказано тебе – будешь болтаться на Большой Колючке! – Толстяк уже начал злиться, и на его вопли стали собираться зеваки.
Конан подошел поближе, желая посмотреть, чем все кончится. Похоже, дело старика – дрянь, он явно не собирается бежать к выгребным ямам. Тем лучше! В таком поганом месте сам Кром велел поработать кулаками! Раздвинув в стороны любопытных чудовищ, Конан встал за спиной толстобрюхого, готовый уложить его в любой момент, но тут заговорил старик, и голос его звенел от ненависти и торжества:
– Это мы еще посмотрим, кто сегодня украсит Большую Колючку! Ты, трясущийся вонючий студень, непочтительно говоришь с Гостем! Эй, стража, сюда, здесь оскорбили Гостя!- Старик достал из пояса монеты и, подбросив их на руке, сделал шаг в сторону толстобрюхого.
Тот замер, соображая, жирный загривок наливался багровой кровью. Тем временем, гремя латами и щитами, подбежали стражники в высоких островерхих шлемах. Старик, уже не в силах сдержать радость, чуть ли не подпрыгивал на месте, показывая рукой на толстобрюхого и звеня монетами:
– Он непочтительно обзывал меня непотребными словами и угрожал Большой Колючкой! Мне, Гостю!
Окружившие их существа зашумели, закивали головами, некоторые даже стали плевать на толстобрюхого, который с воем повалился на колени. Стражники схватили его за руки и за ноги и быстро куда-то поволокли. Жирный зад волочился по земле, и Конан с удовольствием увидел, как лопнули на нем красивые шальвары.
Зазывалы в лавках опять стали наперебой расхваливать свои товары, дергали старика за пестрые лохмотья, пытались тянуть Конана за плащ. Но его грозный взгляд заставил их попятиться, и они на безопасном расстоянии, заглушая один другого, вопили о своих чудесах и диковинках.
Не обращая внимания на вопли торговцев, Конан подошел к старику и спросил:
– Ну, и что теперь? Ты-то купишь какую-нибудь диковинку и уберешься отсюда, а потом сможешь ее показывать на деревенских праздниках – глядишь, и не пропадешь с голоду, еще и вином напоят, а мне что делать?! Я эти лавки уже видеть не могу, а солнце скоро на закат пойдет! Ну и гнусное место!
– Слушай, король, не унывай, может, еще и повезет! А сейчас давай-ка сходим в одну лавку, там, на краю базара, и я куплю то, что присмотрел. А потом, если Митра поможет, глядишь, что-нибудь и придумаем!
– Ну ладно, веди в свою лавку, посмотрим, что ты прихватишь отсюда в Киммерию!- И Конан пошел за стариком.
Вскоре они подошли к большой, богато украшенной лавке. У входа стоял зазывала – толстый карлик с огромным кривым кинжалом у пояса – и от скуки ковырял в носу одним из своих многочисленных пальцев. Другая семи – или восьмипалая рука гордо покоилась на рукояти клинка.