Вот расшифровка:
"Моя дорогая Мадлен.
Я прошу прощения за спешность и за длительный промежуток времени, прошедший с моего последнего письма, но ты ведь знаешь: работа, которую я выполняю, угодна Богу и требует от меня большой концентрации сил и верности.
Точнее, требовала.
Ибо я больше не считаю себя странствующим солдатом-охотником на ведьм, благословлённым самим епископом.
Я больше не стану маршировать и подчиняться приказам Гундрена, этого печально известного вюрцбургского монстра.
Я сбежал, и теперь за мной охотятся мои же бывшие единомышленники, обвиняя в колдовстве, как и я некогда обвинял других в порывах бредовой духовной непорочности.
Да поможет мне Бог, и ныне и присно, и во веки веков!
Я тебе уже много раз говорил, что мы с единомышленниками выполняли богоугодные, правильные дела.
Это же я повторял и себе, раз за разом, ибо как ещё я смог бы совершать те зверства, которые мне приказывали совершать?
Многие высказывались против нашей работы по истреблению ведьмовских сект.
В нашей семье ты противилась этому сильнее остальных, поэтому именно тебе, моя милая сестра, я и отправляю это письмо.
В некоторой степени ты была права.
Даже я бы сказал, в большей степени.
Здесь и сейчас я обнажаю пред тобой душу свою.
Мои грехи тяжки и многочисленны.
Как мне рассказать о тех зверствах, коим я стал свидетелем? Они были совершены добровольно, и да простит меня Бог, но я считал, что совершал всё во имя Его.
Как рассказать обо всех погибших невинных? А они были невинным, в этом у меня сейчас нет сомнений.
Мужчины, женщины, дети.
Я видел, как детей трёх-четырёх лет вели на костёр. Какую выгоду можно извлечь из убийства сих агнцев божьих?!
Но близится судный день, и все мы ощутим гнев Его и Его карающую длань.
А моё время уже убегает.
Вот моё признание в том, что я сделал, что видел, и кого судил ошибочно.
Должен признать, что мрачную деятельность ведьмовского суда остановила именно протестантская армия короля Густава, и если бы шведы не захватили наши города и провинцию, охота на ведьм бушевала бы бесконтрольно.
Сейчас я расскажу о наших методах. Они безупречны.
Не сомневаюсь, сестра моя, что тебе известны наши инструменты для выбивания признания: тиски для пальцев, "испанские сапожки", дыбы, жаровни, клинья...
Мы легко рубили руки предполагаемым еретикам и разрывали калёными крюками груди девушек и женщин.
Колесование, подвешенная к потолку клетка, виселица, "испанские башмачки", "ведьмино кресло" - вот наши самые мерзкие инструменты.
В минуту тяжёлой меланхолии признаюсь тебе, что я принимал участие в массовых сожжениях в Вюрцбурге и Бамберге.
Скольких мы поджарили на костре и в печах? Я даже не могу сосчитать.
Целые деревни были уничтожены и сейчас опустели, а в других, где раньше были сотни жителей, осталось по пять-семь человек.
Вот она - суть истерии с охотой на ведьм, сестра моя.
И те, кого мы притаскивали в тюрьму, должны были либо сами признаться в колдовстве, либо сделать это под пытками.
Таков приказ Епископа Дорнхайма, и все охотники на ведьм следуют ему.
А если проявить к заключённым сочувствие, то тебя осудят за пособничество.
Поэтому пойми, прошу тебя, пойми хорошенько, что все ужасы и мерзости, о которых ты слышала, не лишены оснований.
А ты помнишь рассказы дяди Конрада о зверствах в Силезии?
Как он стал свидетелем того, что за крепостными стенами Шлюсберга были вкопаны сотни столбов, и на каждом из них качался труп сожжённой или зарубленной ведьмы?
Истерия с охотой на ведьм - это зараза, чума невежества, которая должна быть искоренена, хотя пока я не вижу для этого ни единого способа.
За исключением нескольких редких случаях не существует никаких доказательств дьявольщины и колдовства.
Но поскольку время моё уходит, ровно как и свобода с жизнью, и я боюсь, что больше никогда не увижу тебя, я чувствую, что должен рассказать тебе об одном редком, невообразимом и до крайности жутком случае.