Мы все последовали его примеру, разряжая мушкеты, и жители деревушки бросились врассыпную, таща за собой раненого Вердена.
Мой рассказ невероятен и ужасен, не так ли, сестра моя?
Но он ещё не окончен.
Видишь ли, если верить одному из сказаний о Вердене и его роде, они призвали некое чудовище не из нашего мира и скрещивались с ним.
И семя его находилось в них.
Я знал, что это правда, ибо я видел их гротескные лица.
После того, как разредили свои мушкеты, мы ускакали в город, чтобы на следующий день вернуться с подмогой в пятьдесят всадников.
По сути, мы пришли, чтобы сравнять Кобольддамм с землёй и захватить Вердена, чтобы надлежащим образом казнить его.
Наш налёт был быстрым и разрушительным, но, возможно, в итоге именно мы потерпели поражение.
Ибо в тех высоких домах мы отыскали вещи, о которых я не смею говорить. Но должен.
В подвалах и на запертых чердаках мы нашли мерзости, которые никогда не должны увидеть свет божий.
Мы видели мужчин, женщин и детей - живое свидетельство богохульства; они не ходили или бегали, но ползали.
Шершавые, скользкие, они больше напоминали червей или слизняков, чем людей.
Незрячий кошмар; ползающий, извивающийся, хныкающий.
У некоторых я даже не стану пытаться описать неестественность и отвратительные мутации.
А у других я стал свидетелем физического разложения.
Первое существо я увидел, когда его, шипящего, тащили из подвала трое всадников.
Сначала я решил, что это женщина. Затем - что мужчина. А может и женщина, державшая в объятиях двоих или троих детей.
Но это было ни то, ни другое, ни третье... Создание с множеством конечностей и голов, словно слепленное из четырёх или пяти тел, которые срослись, напоминая безумный человеческий грибок.
Существо было бледным, дряблым; оно визжало несчётными беззубыми ртами и пялилось на нас десятком серых, водянистых глаз.
В этой адской сущности не было никакое однородности; сложно было сказать, где заканчивалось одно тело и начиналось другое... Лишь перетекающий сгусток человеческой плоти с бескостными конечностями.
Расплавленный человеческий жир с глазами в тех местах, где их быть не должно, и с рудиментарными конечностями, принадлежащими не понятно кому.
Мы сожгли этот кошмар прямо на улице.
Мы нашли ещё многих подобных. А некоторых и ещё отвратительнее.
В этих мрачных, сгнивших домах мы стали свидетелями детей, поглощавших других детей, и матерей и отцов, поглощавших друг друга.
Но самым худшим - действительно, худшим! - было наше следующее открытие: эти скопления человеческой плоти могли делиться на несколько частей.
Даже те, кто на вид представлял собой одиночное мужское, женское или детское тело.
Когда их касались солнечные лучи, они начинали кричать; от их тел поднимался гнилостный запах и зловонный туман, и они начинали делиться.
Да, они раскалывались, исходили паром, барахтались в грязи и ядовитой жиже, а затем... Затем они начинали расширяться, расплющиваться, выпячиваться, разламываться, словно их мыли или растягивали в противоположных направлениях, пока они не расширялись до величины двух мужских торсов.
А потом от макушки до промежности появлялась кровоточащая демаркационная линия, как на надрезанном фрукте.
И две половины человека медленно, под отвратительные, тошнотворные звуки отделялись друг от друга, связанные лишь тонкими паутинками человеческой ткани, пока полностью не заканчивалась бифуркация, и на земле не оказывались два создания.
Два бесформенных желеобразных существа, быстро застывающих, как охлаждённый жир.
То, о чём я тебе рассказываю, безбожно и гнусно, и я никогда бы не признался в этом, если бы моё время не подходило к концу.
Я не могу притворяться, что понимаю дьявольскую механику этих кошмаров.
Но судя по тому, что все "отпочкования" выглядели похожими на Вердена, я могу предположить, что это именно его семя росло и размножалось на этих несчастных людях, как сорняк бесконтрольно рассеивается на плодородных полях.
Думаю, так оно и есть.
Я уверен, что те существа, слепленные из многих тел, должны были разделиться на нескольких, когда придёт их час.
А дальше...