- Ты можешь спрашивать сколько угодно, Криг, но тебе могут не понравиться ответы. Ведь это искривление самого пространственного континиума, извращение всего, что ты знал до этого. Криг, мой милый Криг, я говорю о тех, кто гложет и терзает, о тех, чьё хищное касание высасывает костный мозг самих звёзд, о тех, кто вопит и ползает в прерывистой тьме.
- Безнравственный дух, гниющее бытие, ползущая зараза из плоти, крови и мяса. В звёздах над нашими головами есть дыры, Криг... Ты слышишь это клацанье зубов? Станешь ли ты слушать и услышишь ли прежде, чем станет уже поздно?
Он был безумен.
"Какое-то психическое расстройство помутило его разум", - подумал я, поднимаясь на ноги и намереваясь уйти из дома, пока Крофт ещё позволяет мне это сделать.
Ведь я чувствовал в сжимающейся вокруг меня тьме нечто омерзительное, нечто сумасшедшее, и оно хотело высосать досуха мою душу.
- Я... Я должен уйти, -
пробормотал я, пытаясь во мраке нащупать дверь.
- Да, - ответил Крофт резким, срывающимся голосом. - Думаю, должен.
И я ушёл.
К входной двери я направлялся уже почти бегом.
Тогда я ни капли не сомневался: Крофт был одержим.
-7-
Когда я вернулся в свою квартирку в Бад-Дюркхайме, меня ждал конверт.
От Крофта.
По почтовому штемпелю я определил, что он отправил письмо пару дней назад.
Я поспешно разорвал его, не зная, чего ожидать.
Я всё ещё был на нервах после посещения того проклятого дома. Я пытался рационально оценить то, что видел, и чему стал свидетелем, но получалось у меня плохо.
На меня давил суеверный ужас.
Я понимал, что связался с тем, что выходит далеко за пределы понимания нормального человека.
Что бы ни случилось в том доме, и что бы ни завладело Крофтом, я не мог это списать на простое бредовое расстройство.
Первым делом я вытащил из конверта письмо.
"Криг.
Осталось совсем немного.
Я постараюсь писать как можно быстрее, потому что не знаю, что может принести любое последующее мгновение.
Я хочу извиниться перед тобой, дружище, за то, что втянул тебя во всё это.
Ты был мне верным спутником, и я сожалею о содеянном.
Прости за то, что заставил тебя сделать, и за то, о чём сейчас попрошу.
Ты знаешь меня. Знаешь, каким скрытным я бываю.
И будучи хорошим другом, ты никогда не требовал от меня большей информации, чем я готов был тебе предоставить.
Но я оказался неправ. Ты должен знать правду.
Всю правду.
Правду о том, что мы извлекли из могилы Алардуса Вердена.
Знаешь, я видел в древних манускриптах предупреждения о том, какие опасности подстерегают в той могиле.
Ох, Криг, тот гроб... Зачем, ну зачем, во имя всего святого, я его открыл?!
Почему не оставил те старые кости лежать в земле?
Те древние секреты и ужасы могли разрушить весь мир, и я знал это.
Но что-то у меня мысли скачут.
Ты, наверно, думаешь, что я сошёл с ума. Боюсь, так и есть.
Но прежде чем ты выбросишь это письмо, прошу тебя, в память о нашей дружбе... Если она для тебя хоть что-то значит... Сделай то, о чём я тебя сейчас попрошу.
Я никогда ещё не просил о чём-то настолько важном.
Пожалуйста, потерпи меня ещё чуть-чуть.
В этом конверте ты найдёшь ксерокопию, которую я сделал несколько лет назад из чрезвычайно редкого полного издания "Компендиума ведьм Вюрцбурга", который сейчас хранится в Особой Исторической Коллекции Гёттингенского университета.
Я тебе уже говорил, что это издание бесценно.
Оно содержит многочисленные рукописные записи, начиная от Кепплера и заканчивая Фон Шредером. Сейчас их больше нигде нельзя найти, как и некоторые сохранившиеся в "Компендиум" письма XVII века времён гонения ведьм.
Прежде чем продолжишь читать это письмо, просмотри ксерокопию.
Это очень важно..."
Я не знал, что думать, и что делать.
То существо в доме Крофта не было Крофтом.
В этом я был уверен.
Это было нечто высохшее, морщинистое, притворявшееся Крофтом, а вот это письмо... В нём я чувствовал личность своего старого друга.
В нём был тот Крофт, которого я знал.
Я не мог должным образом описать, что же скрывалось под маской Крофта в том жутком доме.
Но я сделал то, о чём просил меня Крофт: достал из конверта ксерокопии страниц, исписанных убористым, мелким почерком на древнегерманском.
Я расшифровывал записи дольше, чем ожидал, но не столько из-за устаревшего языка, сколько из-за почерка: буквы сливались одна с другой, лист покрывали кляксы, словно автор писал письмо в спешке или под воздействием стресса.