Весь мир на мгновение потемнел в глазах мужчины, как потемнел он в глазах его слепой жены. Он догнал ее и взял за руку, но несчастная бросилась бежать. Она ненавидела его, своего мужа, ненавидела своих детей, ненавидела соседей. Она ненавидела весь мир, и весь мир ненавидел ее, слепую, ни на что не годную. Страшный сон превратился в ужасную действительность. Она не будет видеть, потому что зрение можно вернуть лишь за шесть гиней…
Но прошло несколько дней, и горе утратило свою остроту, оставив только едкий пепел сожаления.
Слепая трудилась по-прежнему, занимаясь тем немногим, что было теперь ей под силу. Она не разговаривала с мужем, и он не говорил ей ни слова. Когда он входил в дом, она поворачивалась к нему спиной. Она была уверена, что муж бросит ее, дети станут нищими, и жизнь утратит всякий смысл и интерес.
Иногда ей вспоминались золотые пшеничные поля, и она думала, что если б эти нивы, и небо, и землю впридачу предложили ей за шесть гиней, она отказалась бы: где ей взять такие деньги?
Но вот наступила седьмая ночь, отделяющая надежду от вечного мрака и тьмы. Женщина лежит на полу, закрыв лицо руками. Она вся отдалась страданию и скорби, и отчаяние ее подобно агонии. Рядом сидит Ахмед. Его суровое мужественное лицо обращено к небу, он еще ждет спасения, верит в невозможное. Он знает, что есть люди — староста деревни и другие, — которым ничего не стоит истратить шесть гиней за одну ночь, проведенную с какой-нибудь каирской красавицей. Он знает, что на земле есть тысячи тысяч гиней. Но где ему найти шесть? Шесть гиней! Как достать их?!
Громкий кашель, донесшийся с улицы, прервал его размышления. Это дядя Масуд, ночной сторож. Шесть страшных ночей, проведенных без сна, Ахмед слушал этот кашель. Co страхом Ахмед чувствовал, что в нем зреет решение убить Масуда и взять у него деньги. Сколько раз он прогонял эти мысли! Но кашель с улицы вновь и вновь возвращал его к ним.
И вот настала последняя ночь. Сегодня — или никогда! Потом будет поздно. Он должен достать деньги, иначе Нафиса, его верная Нафиса с такими ловкими, проворными руками, такая добрая, молодая, навсегда останется слепой. Он не может бездействовать! Преступная мысль овладела им. Твердым шагом с высоко поднятой головой отправился он убивать человека. Так идут ловить цыпленка, чтобы утолить голод; так срывают листья салата, когда они нужны. А ему нужны шесть гиней, и он уже не думал, как совершит убийство. Это будет не жестокое преступление, рассчитанное с начала до конца, а стихийное, неосознанное действие, направленное только к одной цели — достать шесть гиней. Ни один преступник не был так чист и невинен, как Ахмед. Он был так же чист и невинен, как его спящие дети, лишенные маленьких радостей жизни.
О Аллах, если бы ты взял его теперь, до того как он убьет Масуда, разве в ад отправил бы ты его?
Ахмед шел словно во сне. Он и не думал о Масуде. Да и причем тут Масуд?.. Шесть гиней! Только их видел Ахмед! Из-за них он готов был убить любого, даже старого Масуда, самого доброго и скромного жителя деревни. Рано утром преступник будет потрясен смертью старика не меньше, чем его родные, и станет оплакивать его безутешней, чем они. Он не желает зла Масуду. Если кто-нибудь посмел бы обидеть сторожа, Ахмед, не щадя жизни, встал бы на его защиту. Но ему нужны шесть гиней, а где их взять, он не знает…
Ахмед шагнул за порог. В темноте замычала корова, словно спрашивая, куда он собрался в такой поздний час. Если бы он мог продать ее! Может быть, она стоит больше десяти гиней. Но корова принадлежит Ходже Хасану. Ахмед и его жена лишь ухаживают за ней, получая половину молока. Он пнул животное ногой и вышел. Корова проводила его протяжным мычанием.
Масуд сидел на корточках, всматриваясь в ночную тьму, время от времени нарушая тишину громким кашлем. Почувствовав приближение Ахмеда, он окликнул его и предложил закурить. Машинально пожелав старику долгой жизни, Ахмед опустился рядом с ним на землю и закурил.
Они сидели молча один против другого, как близкие друзья, а смерть витала в воздухе над головой одного из них…
Масуду захотелось подробней узнать о болезни Нафисы.
— Говорят, у тебя в семье несчастье? — спросил он.
Некоторое время его слова оставались без ответа. Потом Ахмед вздохнул и начал свою печальную повесть… повесть о разбитых надеждах, о муках, застывших в неподвижном взоре его жены и в глубине ее сердца. Он не заплакал: плачут, если беда приходит внезапно. И не упал в обморок: падает тот, кто знает, что его поддержат. Одно за другим с трудом выговаривал он горькие слова, точно они были раскаленными стрелами, пронзавшими его сердце. О, эти шесть гиней! Ахмеду казалось, что ему не вынести своего горя…