Вырвавшись из шумных, пестрых, жарких токийских улиц, наслаждаешься тишиной и покоем, царящим у древних мшистых стен, прозрачностью воды во рвах, благоуханием и трепетом деревьев, видных за стенами. С любопытством поглядывают на эти стены десятки тысяч токийцев и туристов, прогуливающихся по площади. По традиции раз в году кое-кого из жителей столицы допускают в императорский парк — они прибирают его. За это после работы получают в награду одну сигарету.
Когда мне сказали, что теперь парк открыт для всех, я удивился. Однако все стало ясно, когда я прочел в официальном туристическом справочнике: «Чтобы получить разрешение на прогулку в императорском парке, достаточно заблаговременно направить письмо начальнику сектора контроля отдела контроля министерского департамента императорского двора».
Чтобы получить разрешение от столь высокого лица, чей титул требует двух строк для написания, необходимо, наверное, потратить времени более чем достаточно, чтоб отбить охоту даже у самых настойчивых.
Нынешний японский император Хирохито уделяет много времени биологии. Он опубликовал на эту тему несколько книг, в том числе «Иллюстрированную классификацию крабов». А императрица является почетным президентом японского Красного Креста. Наследный принц Акихито нарушил двухтысячелетнюю традицию, женившись на «простой смертной» (ее отец один из богатейших людей Японии), а не на дворянке. Нарушает традиции и их сын, поскольку ходит в обыкновенный детский сад. Что ж, времена меняются. Боги порой спускаются на землю…
Невдалеке от императорского дворца расположен один из прекраснейших парков Токио — Хибиа. В нем до сих пор возвышается памятник, посвященный разгрому японцами американского флота при Пирл-Харборе, — огромный каменный обелиск, украшенный изображениями драконов и линкоров. Есть в городе и другие парки: Мейдзи-парк с извилистыми асфальтовыми дорогами, без конца петляющими среди пальм, карликовых деревьев, буддийских и синтоистских храмов, меж экзотических растений и странных идолов. Есть парки со зверинцем, со стадионом, они придают городу особый колорит. Эти парки зелеными пятнами оживляют бескрайнюю серо-бурую хаотическую поверхность, какой представляется Токио с высоты птичьего полета.
Таким предстал передо мной город с высоты Токийской башни. Это башня японского телевидения. Ее высота 333 метра, она на 13 метров выше Эйфелевой. В наше время во всех крупнейших городах есть свои башни, имеющие чисто практическое назначение: для телевизионной трансляции. Впрочем, на многих из них есть рестораны, обзорные площадки, буфеты.
Токийская башня передает программы шести столичных телекомпаний. Под башней, уходя в глубь земли, находится пятиэтажное здание, служащее для нее стабилизатором. Лифты быстро поднимают посетителей на верхнюю смотровую площадку, расположенную на 125-метровой высоте. Отсюда с помощью подзорных труб, вступающих в действие, когда в щелку опускаешь монетку, можно приблизить к себе любую деталь великолепного открывающегося перед глазами вида.
На стеклянных окнах смотровой площадки надписи, по ним можно определить, что за здание или парк виден вдали. С высоты наблюдаешь муравьиную суету людей, спешащих по делам, потоки машин, но сюда не долетают шум и грохот, звонки и гудки. Я спускаюсь с башни, и бурлящий поток токийских улиц подхватывает меня, не скоро выпуская из своих цепких объятий.
Я бродил по улицам сегодняшней японской столицы и то и дело вспоминал свое первое пребывание в ней.
Было жарко. Лето в Японии тяжелое. Высокая влажность воздуха в сочетании с сильной жарой создает невероятную духоту. Здесь выпадает 1500 мм в год, а средняя температура в августе +25°. Я все время чувствовал себя как в бане. Белье липло к телу, порой просто трудно было дышать, словно камень давил на грудь. Так было раньше, так было и теперь. Климат не изменился. А вот улицы стали иными. Теперь их наводнили машины, по тротуарам течет сплошной поток пешеходов, одетых в европейское платье. Уже редко увидишь женщин с детьми за спиной. На месте оставшихся от войны пустырей вознеслись огромные дома, город рассекли широкие автомагистрали.
Особенно оживленно на Гинзе. По обе ее стороны вместо маленьких лавчонок вытянулись бесконечной чередой универсальные магазины. От Гинзы отходит ряд улиц поменьше, где также расположены многочисленные магазины. Все вместе они образуют огромный торговый район города. Теперь вместо хриплых криков зазывал слышится из дверей магазинов модная музыка; не от запаха жареной рыбы, а от бензиновых паров трудно дышать. В магазинах можно купить все что хочешь: от иголки до автомобиля и моторной лодки. Были бы деньги.
Зайдем в один из них, например «Мицукочи» — крупнейший и в городе, и в Японии, и, если верить его хозяевам, в Азии.
Это огромное многоэтажное здание с целой серией подвалов, с большим парком аттракционов на крыше, с могучей и разветвленной сетью рекламы. У эскалаторов красивые, одетые в национальные одежды девушки бесконечными поклонами встречают и провожают посетителей. Тысячи молоденьких, вечно улыбающихся, щебечущих, как птички, продавщиц готовы выполнить любой заказ покупателя. Обслуживать они умеют. Возьму такой пример — подарки. В Японии вообще царит «подарочный» культ. — Там любят дарить по любому поводу, пусть пустячок, по дарить. В магазинах, если вы покупаете какой-нибудь подарок, вам заворачивают его с особенным искусством и не жалея времени. Может гореть магазин, начаться землетрясение, налететь цунами, но десяток аккуратненьких, одетых в красивую форму продавщиц будут тщательно, неторопливо, не обращая никакого внимания на ваше нетерпение, укладывать, завертывать, перевязывать купленный вами подарок ценой в грош. Вспоминаю, как однажды, когда я был журналистом, аккредитованным на токийских Олимпийских играх, всем нам прислали какой-то сверток. Мы развязали розовую искусно завязанную ленту, сняли красивую цветную бумагу, затем серебристую обертку, потом раскрыли серебряного цвета изящную коробочку, открыли плестигласовый футляр и вынули наконец… картонку с указанием перевода иен в доллары и обратно. Вот так упаковывается в этих магазинах любая вещь.
Вспоминаю другой случай. Решив приобрести сервиз, я выразил сомнение, что сумею довезти его в целости и сохранности до Москвы. Сервиз был упакован в кубический ящик, обшитый жестяными полосами. Я неуверенно покачал головой. Тогда продавец схватил ящик и без малейшего колебания выбросил его через окно со второго этажа во двор. Но когда мне распаковали ящик, все было в целости. Впрочем, увидев, какова упаковка, я не удивился. Каждый предмет был завернут в несколько слоев папиросной бумаги, плотно окружен мелкой стружкой и втиснут в футляр из гофрированного картона. Эти гофрированные футляры, перевязанные бечевкой, располагались в огромной гофрированной же картонной коробке очень плотно. И наконец, эта гофрированная коробка была вставлена в деревянный ящик.
И еще об одном мне хочется рассказать, когда я вспоминаю токийский магазин «Мицукочи». На одном из этажей, в большом зале без окон, протянулись длинные прилавки. Под стеклом на черном бархате здесь сверкают тысячи жемчужин. Жемчуг не менее связан с представлением о Японии, чем бамбук или вишня, хотя известно, что эти два растения можно встретить не только там.
«Совершенная красота жемчужин… это «Микимото». Высоко-ценимые королями, эти изумительные оригинальные шедевры из жемчуга были созданы знаменитым Микимото. Только мастера «Микимото» в результате долгих лет тщательного выращивания, строгого отбора и искусного подбора добывают небольшое число совершенных драгоценных жемчужин, достойных носить имя Микимото — изобретателя культивированного жемчуга». Миллионы таких объявлений можно найти в газетах, журналах, увидеть на телеэкранах, услышать по радио во всем мире.
История открытия культивированного жемчуга такова. Случайно обнаружив в раковине кусочек стекляшки, превратившийся в жемчужину, крестьянин Микимото сделал из этого определенные выводы и попытался искусственным путем выращивать жемчуг. Прошли годы, и у берегов Японии возникли целые плантации выращенного жемчуга. Тысячи раковин погружаются на дно океана с дешевым перламутровым осколком в сердце, чтобы вернуться вновь через шесть-семь лет с чудесной жемчужиной.