Выбрать главу

«Микимото» — всемирно известная компания, выращивающая жемчуг в семи тщательно отобранных, защищенных бухтах. Словно соломенные циновки на сверкающем паркете, разбросаны в бухтах плоты, к которым подвешены в толще воды корзины с раковинами. Эти плоты уходят в море на многие километры.

Для получения культивированного жемчуга не требуется нырять в воду. Корзины поднимают с помощью веревок. А вот естественный жемчуг и доныне кое-где добывают еще старинным способом. Например, на острове Тоба. Там жемчуг достают ныряльщицы — ама, сильные, красивые девушки. Они ныряют на глубину до двадцати метров, не пользуясь никакими аппаратами, кроме очков для глаз. Ныряют по многу раз. Девушки при такой работе недолго сохраняют свое здоровье и красоту. Зато красоту приобретают другие женщины, те, что приезжают в роскошных машинах в фирменные магазины и за бешеные деньги покупают там жемчужные кольца, серьги, колье и ожерелья невиданной красоты.

Жемчуг делится на пять групп по величине. Наиболее дорогие жемчужины — крупные, те, что имеют диаметр более 7,8 миллиметра. Стоимость таких жемчужин достигает сотен долларов. Бывают и уникальные экземпляры, цена которых превышает тысячу долларов. Продается жемчуг не только в специальных фирменных магазинах, но и в отелях, пассажах, наконец, как уже говорилось, в универсальных магазинах.

Жемчуг — одна из важных статей японского экспорта. Для поощрения экспорта на жемчуг установлена скидка. По предъявлении в кассу иностранного паспорта из цены вычитается 10 %.

Помимо огромных универсальных магазинов в городе множество небольших специализированных. Обычно они сосредоточены в одном районе. Есть «мебельный» район, «галантерейный», «обувной»… А вот на Канде, например, множество книжных магазинов. Каких только книг здесь нет! Вы можете купить за тройную цену любые европейские словари, множество ценнейших книг по истории, искусству, литературе, роскошные парижские, лондонские, берлинские издания классиков. Здесь можно найти и старинные японские книги, страницы которых покрыты вычурными иероглифами и изображениями драконов, причудливых деревьев и страшных бойцов с мечами, есть и множество современных изданий.

Много любопытного можно увидеть на улицах японской столицы. Как раз на Канде навстречу мне попалась однажды странная процессия: несколько десятков японцев, полуголых, с пеной на губах, обливаясь потом, а некоторые кровью, тащили на себе огромного раскрашенного идола. Приплясывая и топчась на месте, они ритмично выкрикивали одно и то же слово. За ними шли дети, которые несли идола поменьше. Оказалось, что это отмечают «ятай» — праздник наступающего лета. Идола носят по всем храмам, и так как участники процессии почти все время топчутся на месте, то процессия продолжается несколько дней подряд.

Контраст между новым, ультрасовременным и древним, традиционным поражает в Японии на каждом шагу.

Я встречал в Токио людей, работавших на сверхсовременных предприятиях, восседавших в своих неизменных белоснежных рубашках и темных галстуках за металлическими рабочими столами, жевавших чуин-гам и прикладывавшихся то и дело к ледяной кока-коле, но дома переодевавшихся в привычное кимоно и обедавших, сидя на корточках, с рисовыми палочками в руках, за низким столиком, где в глиняных чашках налита теплая саке. Встречал знающих полдюжины европейских языков и участвующих в празднике «ятай», с увлечением следящих за перипетиями бейсбольного матча по цветному телевизору и часами лицезреющих свой крохотный карликовый садик, находя в том призрачное успокоение…

Токио многолик. Если судить по Марунуччи — району, который прежде всего узнает приезжий, то Токио предстает солидным, элегантным, одетым в европейское платье банкиром в розовых очках и с толстым бумажником в кармане.

А может быть, Токио представляет вот этот маленький служащий в своей непременной ослепительно белой рубашке и темном галстуке, без пиджака, со сверкающим пробором в сверкающих черных волосах? Служащий, который приезжает в восемь утра на токийский вокзал, сидит восемь часов в день за алюминиевым канцелярским столом, играет на крыше билдинга в бейсбол во время получасового обеденного перерыва? Наверное…

А не олицетворяет ли Токио тот сутулый и не очень хорошо выбритый усталый человек неопределенного возраста, в заправленных в портянки старых штанах, в цветной застиранной рубахе? Человек, толкающий тележку с грузом, подметающий улицу, строящий дом, согнувшийся на ступеньках с палочками и коробочкой с рисом в руках?

И он, наверное, тоже. Да, Токио многолик. В нем есть целые группы, касты что ли. порой армии людей, несущих особый отпечаток. Ну, школьники, например. Толстощекие, румяные, живоглазые, чистенькие и аккуратные, в черных с белым форменках, суетливо бегущие в свои школы. Но вот на оживленном перекрестке один из них, дождавшись, пока подойдут товарищи, вынимает из прикрепленного к фонарному столбу ящика желтый флажок и храбро пересекает улицу. Все движение мгновенно останавливается, все шоферы ждут, пока карапуз-знаменосец переведет на противоположную сторону свой отряд и опустит в ящик желтый флаг, чтобы им можно было воспользоваться на обратном пути.

Студентов тоже не забудешь. Они бесшумны, одеты в черное и всегда идут группками. Это все Токио.

И уж, конечно, Токио — это тысячи, десятки тысяч человек, крепко взявшиеся под локти, с повязками-лозунгами на голове, лозунгами в руках, с лозунгами на устах, бегущие ритмичными шагами на перегораживающую улицу стену черных полицейских в шлемах, масках, со щитами, дубинками, пистолетами, брандспойтами, газовыми гранатами.

Шумная толпа, безостановочное автомобильное движение — таков центр Токио днем. А вечером, ночью? Ночной Токио на редкость красив. Если смотреть на него с высоты Токийской башни — это сплошные созвездия огней. А если гулять по Гинзе, то глаза слепит подлинный океан танцующих, мигающих, прыгающих, вспыхивающих реклам. Ночная реклама Токио ничем не уступает нью-йоркской или лондонской, а, пожалуй, превосходит их.

Можно посидеть в тихом ресторане, любуясь чуть подсвеченной цветными лампочками зеленью деревьев, арками мосточков, спокойной водой прудов. Можно пойти в один из театров, например Кабуки. Он расположен во вполне современно оборудованном огромном здании, вмещающем более двух с половиной тысяч человек. Спектакль обычно состоит из нескольких пьес и идет очень долго — часов шесть. Зрители сидят не всегда тихо, переговариваются, пьют чай, что-то жуют.

Искусство Кабуки имеет почти четырехвековые традиции. Все роли в этом театре исполняют мужчины. Актер, исполняющий женские роли, должен уметь танцевать, играть на сямисэне, японской лире, знать икебана, чайную церемонию, японское изобразительное искусство и т. д.

Родившийся в XVII веке театр Кабуки полон традиционности, символики, в нем говорится о многих, ныне давно устаревших вещах, язык актеров труден и не всегда понятен даже японцам, иногда актеры импровизируют текст.

Кабуки — лишь одна из трех форм японского традиционного театра. Вторая — это придворные танцы и музыка VIII века. Третью представляет театр Но, в какой-то степени предшественник Кабуки, возникший в XV веке.

Есть в Токио и другие театры, концертные залы, есть и очень хорошие эстрадные коллективы. Некоторые из них приезжали в Советский Союз и полюбились нашим зрителям. Есть в Токио и танцевальные залы. Есть специальные конторы, где можно нанять гейш. Их нанимают для больших приемов и для маленьких вечеринок. На Западе, к сожалению, распространено мнение, что гейши — это женщины легкого поведения. Но это далеко не так. Гейши — девушки, обязанность которых скрашивать досуг мужчин, а отнюдь не удовлетворять их низменные желания. Слово «гейша» в переводе означает «искусство» (гей) и «человек» (ша). Гейши постигают свое искусство годами, они учатся танцевать, петь, играть на различных музыкальных инструментах, изучают языки, чайную церемонию, хорошие манеры. Они должны знать историю цивилизации, литературу, искусство.

В свое время обязанности гейши заключались в том, чтобы развлекать компанию мужчин (воинов, чиновников, торговцев), собиравшихся поговорить о делах. Многие гейши были детьми бедных крестьян. Родители вынуждены были продавать их в город, где с детских лет гейш учили их трудному и сложному искусству.