Минуло полчаса, когда Шангуань Ваньэр привела Чжан Чжо в главный зал – величественный, украшенный глазурованной кирпичной плиткой и широкими карнизами, слегка приподнятыми и блестящими в тени пасмурного неба. Здесь располагались внутренние покои императрицы – зал Пэнлайдянь, и вид он имел довольно мрачный.
– Следуйте за мной. – Шангуань Ваньэр, будучи приближенной к императорскому двору дамой, прекрасно ориентировалась во дворце и уверенно шла вперед, показывая дорогу.
– Мы разве не должны доложить Ее Императорскому Величеству о прибытии? – спросил Чжан Чжо.
– После тех пугающих событий Ее Императорское Величество предпочитает находиться в зале Ханьлян, а не здесь, – обернувшись, покачала головой Шангуань Ваньэр.
– Ну и хорошо! – облегченно вздохнул Чжан Чжо.
– Почему же?
– Я человек, которому нет дела ни до кого из государственных служащих, но почему-то всякий раз, когда я вижу Ее Императорское Величество, то чувствую себя как мышь, что вот-вот попадется в острые кошачьи когти. Ее Императорское Величество бывает весьма свирепа, – криво усмехнулся в ответ Чжан Чжо.
– Так проявляется сила императорского влияния! – закатила глаза Шангуань Ваньэр. Втроем они прошли через ворота, пересекли широкую площадь и поднялись по ступеням, прежде чем оказались у дверей, ведущих в зал Ханьлян.
– Солдаты стерегут это место с той самой ночи. Внутри все осталось нетронутым. Зайдите и внимательно все осмотрите! – Шангуань Ваньэр жестом приказала солдату открыть двери и повела за собой внутрь Чжан Чжо и японского посла.
Чжан Чжо, естественно, уже много раз бывал во дворце Ханьюаньгун, но в зале Пэнлайдянь, что располагался на территории внутреннего дворца, он оказался впервые. Чжан Чжо не смог сдержать вздох удивления, когда зашел. Зал был разделен на три комнаты. В центре стоял императорский трон из чистого золота, на его спинке возвышался с распростертыми крыльями золотой феникс высотой с человека и взирал вниз с царским величием. Специальный стол, за которым императрица вела дела, был сделан из сандалового дерева. На поверхности громоздились многочисленные таблички с наставлениями, доклады и экзотические сокровища, например кораллы малинового цвета, преподнесенные в дар императрице, или же Будда Майтрея, вырезанный из цельного нефрита белого цвета. Два высоких слона из голубого агата, инкрустированные золотом, располагались по обе стороны от зерцала, по краю которого в сандаловом дереве фиолетового цвета были вырезаны иероглифы, означающие «долголетие», а из рядом стоящей фиолетово-золотой курильницы тонкими струйками поднимался ароматный дым. Картину дополняли и другие диковинные предметы: рог носорога, слоновая кость, черепаховый панцирь, игла для иглоукалывания, лазурит и прочие драгоценные камни, ослепительно блестевшие в лучах света. Именно сюда императрица У Цзэтянь созывала важных чиновников для разговоров. После тщательного осмотра Чжан Чжо причмокнул губами и вошел в кабинет по левую руку. Он был огромный, но, несмотря на размеры, изысканно обставленный. Всюду высились многочисленные аккуратно разложенные свитки, в футляре, покоившемся на столе, лежали так называемые четыре драгоценности рабочего кабинета, а именно кисть, тушь, бумага и тушечница, которые наверняка стоили как несколько городов сразу. На шелковой ткани виднелись иероглифы, складывающиеся в незаконченное творение, – изящный почерк императрицы, что писала в стиле фэйбай[14], который был известен на весь мир. Больше всего внимание привлекали картины и каллиграфические работы, висящие на стенах, – шедевры известных художников и каллиграфов. Один из свитков заставил Чжан Чжо затаить дыхание.
– Это что, предисловие к антологии «Стихотворения, сочиненные в Павильоне орхидей» каллиграфа Ван Сичжи? Я слышал, когда Тай-цзун скончался, он приказал похоронить свиток вместе с собой. Почему же он здесь? – удивленно спросил Чжан Чжо.
– Это копия. – В словах Шангуань Ваньэр было столько яда, словно она была готова обвинить Чжан Чжо во всех преступлениях.
– Сомневаюсь… – усмехнулся тот в ответ. – Предисловие к антологии висит в таком заметном месте… Кажется, Ее Императорское Величество никак не может забыть Тай-цзуна.
– Следи за языком и не пори ерунды! – Лицо Шангуань Ваньэр потемнело.
– Что я сказал не так? Мне довелось слышать, будто именно Тай-цзун был тем, кем Ее Императорское Величество восхищалась и превозносила больше всего в жизни.
14
Фэйбай (с кит. «летящий белый») – стиль каллиграфии с белыми просветами, как будто в кисти не хватило туши; возник во II веке н. э.