Значит, надо начинать все сначала. Разница была лишь в том, что умеренный интерес сменился жгучим любопытством.
— Э… Тилли? Я могу попросить вас об одолжении?
— Конечно. — Она вопросительно вскинула брови.
— Когда будете разговаривать с Рокли, не могли бы вы пока не упоминать о списке?
— Хорошо. Скажу, что просто вспомнила про Адама. Что вы заинтересовались Метеором, и это напомнило мне о нем. Но почему?
Гидеон замялся, но иного выхода, кроме как довериться Тилли, не было. Было бы несправедливо просить ее утаить информацию от полиции и не дать взамен никакого объяснения.
— Мне нужно еще немного времени, чтобы попытаться разобраться с этим списком. Я не хочу сказать, что он имеет отношение к смерти Дэмиена, потому что в нем есть и имя Джулиана Норриса. — Он помолчал, понимая, что получилось не очень убедительно. — Дело в том, что в списке значится и имя Ллойда. Или его жены. Кого именно из них, я не знаю — инициалы одинаковые.
— И Ллойд там? Странно.
— Да. Вот почему я и не хочу показывать его Рокли сейчас.
— Понимаю. А самого Ллойда вы спрашивали?
Они проехали во двор.
— Еще нет, но я дал ему копию. Надеюсь, вы не против?
Тилли покачала головой.
— Нет.
— Но я ничего не сказал ему насчет телефонных номеров. Хотел посмотреть, что он придумает. Пиппа тоже не знает. Я бы хотел, чтобы это осталось между нами, хорошо?
Тилли кивнула и спешилась.
— Гэвин, отведи эту лошадь подальше, пока она никого не лягнула. Господи, да что же это с тобой? Соображаешь хуже ребенка. — Она повернулась к Гидеону. — А вы не думаете, что придаете этому списку уж слишком большое значение? Дэмиен всегда записывал все каким-то своим шифром, но это не значит, что там скрыты некие зловещие тайны.
Гидеон тоже слез с Метеора.
— Пожалуйста, Тилли, сделайте одолжение?
Она пожала плечами.
— О’кей.
— И не говорите пока ничего Пиппе и Ллойду, хорошо?
— Раз вы так хотите. Но если что-то узнаете, сообщите мне, ладно?
До дня рождения Пиппы оставалось около двух недель, и внезапное осознание этого подвигло Дэмиена провести большую часть вторника в студии за работой над портретом Жаворонка. Возможно, он и не выдержал бы такого затворничества, если бы не погодный фактор, выразившийся, как говорят синоптики, в «продолжительных дождях». Настроив приемник на классическую музыку и запасшись на ланч куском холодного пирога с заварным кремом, он проработал, не отвлекаясь, почти до вечера и лишь тогда отодвинул краски, потянулся и сообщил заскучавшему было Зебеди, что пришло время прогуляться.
Дождь еще моросил, и, побродив около часа по лесу вокруг Грейлингса, Гидеон вернулся в Сторожку, запер дверь, задернул шторы, решительно отгораживаясь от погрузившегося в сумерки мира, и развел огонь в камине.
Покормив Эльзу и Зебеди, он стоял перед открытым холодильником, размышляя о том, что более или менее съедобное можно приготовить из консервированного лосося, холодной печеной картофелины и банки клубничного йогурта, когда зазвонил телефон.
— Привет, красавчик. Не соскучился? Могу составить компанию, — произнес незнакомый, с хрипотцой голос.
— А вы кто? — осведомился Гидеон.
— Я богатенькая сучка, которая отдерет тебя за уши, если будешь плохо себя вести! — предупредила Ева. — Хотела сказать, что собираюсь прийти, но теперь уже не уверена…
Гидеон рассмеялся.
— Пожалуйста, пожалуйста, приходи! Прошу тебя.
— Уже лучше. Попробуй еще разок…
— Ну, пожалуйста, приходи. Я не видел тебя три дня и так соскучился…
— Ладно, ладно, хватит. Можешь остановиться. Буду минут через сорок пять.
— Мне ужасно тебя не хватает, — продолжал Гидеон. — И если будешь проходить мимо рыбного кафе, не забудь — мне большую треску с картошкой. Соль — да, уксус — нет.
— Каков наглец!
— В холодильнике пусто.
— Ты меня не заслуживаешь! — бросила она и положила трубку.
Получив в свое распоряжение едва ли не час свободного времени, Гидеон включил свет на крыльце, поставил охлаждаться бутылку вина и вернулся в студию — бросить критический взгляд на портрет. Возвращаясь к мольберту после перерыва, он всегда замечал ошибки, если таковые случались.
На этот раз придраться было не к чему. Жаворонок смотрел на него с картины большими сияющими глазами, а шкура его казалась такой мягкой, что ее хотелось потрогать. Работы оставалось не так уж и много: нарисовать гриву, подправить детали, нанести последние штрихи — и можно заказывать раму.