Шпагат так глубоко врезался в запястье, что от одной лишь мысли о необходимости повторить попытку все его естество съежилось в комочек. Ничего другого, однако, не оставалось.
Выждав необходимую паузу, он стиснул зубы, оттолкнулся и начал раскачиваться.
На этот раз удача повернулась к нему лицом. В последнем отчаянном броске, когда натянувшийся шпагат едва не выдернул руку из сустава, его левая пятка зацепилась за провод. Контакт нарушил ритм движения, Гидеон завертелся и полетел вниз с мучительным осознанием того, что и эта попытка закончилась ничем. Он попытался выровнять траекторию, и тут что-то громко звякнуло — красный ящик сорвался с ворота и с грохотом рухнул на каменный пол.
Гидеон опустил ногу и с отчаянием взглянул на проклятую коробку. Провод остался на месте, соединение не нарушилось, и все надежды на разрыв цепи умерли. Пытаясь принять более удобное положение, он снова дотронулся ногой до пола и внезапно сделал двойное открытие: шпагат растянулся, так что теперь он мог опереться на всю подошву, и разряд не последовал.
Секунды тянулись, и ничего не происходило. Он еще раз, стараясь не спешить и не спуская глаз с оранжевой лампочки, досчитал до шести. И только когда счет перешел на второй десяток, позволил себе поверить в невозможное.
Что случилось с генератором, Гидеон не знал и думать об этом не хотел. Главное, что цепь прервалась. Теперь перед ним стоял другой вопрос: как освободиться.
Он сосредоточил свои усилия на том, чтобы сбросить петлю стягивавшей запястья бечевки с крюка. Она растянулась на пару дюймов, что позволило слегка сгибать ноги в коленях, но этого было слишком мало, и после дюжины прыжков, которые вряд ли принесли бы ему даже утешительный приз в день спорта, Гидеону ничего не оставалось, как признать поражение. Каждый раз, когда он прыгал, крюк двигался вместе с ним.
Он запыхался и устал так, как не уставал еще никогда. От отчаяния хотелось плакать.
Если он не сможет освободиться, когда же его найдут?
Скорее всего, девчушки нагрянут сюда после школы — покормить любимцев. Мысль о том, что избавление явится в лице вопящих тинейджеров не доставила удовольствия. Подростки призовут родителей, за родителями неизбежно появятся полиция и «скорая», последуют вопросы…
Гидеон зажмурился и застонал, а когда открыл глаза, в поле зрения появилось расплывчатое красное пятно.
Генератор. Металлический ящик. Ступенька.
Ощутив прилив энергии, он возобновил свои гимнастические упражнения и в конце концов зацепил шнур пальцами ноги. Подтянув осторожно генератор, Гидеон облегченно вздохнул — свобода была близка.
Установив коробку под собой, он встал на нее. Напряжение в запястьях ушло. Ноги дрожали от слабости. Оставалось лишь сдернуть оранжевую петлю с крюка. Теперь это получилось с первого раза. Ящик под ногами пошатнулся, и Гидеон, пытаясь сохранить равновесие, сделал неверный шаг и полетел на грязный пол.
На то, чтобы подняться, выбраться из здания и добрести до «лендровера», понадобилась, как ему показалось, вечность, и первую часть ее он провел на холодном каменном полу, съежившись в позе зародыша и дрожа как осиновый лист.
Из оцепенения его вывел лай Зебеди и мысль о том, что на поле вот-вот появятся дети. Но одно дело принять решение, и совсем другое реализовать его. Руки оставались связанными, пальцы потеряли чувствительность и едва шевелились, а плечи после долгого пребывания в противоестественном положении упрямо отказывались принимать какое-либо другое. К тому же у него появилось вдруг странное ощущение, словно из него приготовили филе, — ни руки, ни ноги не желали принимать на себя вес тела.
Сидя на полу, Гидеон внимательно рассмотрел маленькие, тугие узелки на запястьях. Зная по собственному опыту, что распутать узел на синтетической бечевке дело безнадежное, он не стал тратить впустую время и силы, а огляделся в надежде обнаружить какой-нибудь режущий инструмент. Ничего подходящего не нашлось, но Гидеон вспомнил, что видел в одном из зданий спрессованные кипы сена. Где есть такие кипы, почти наверняка должен быть и нож.
На деревянных лотках у стены валялись его рубашка и куртка, но пользы от них, пока руки оставались связанными, не было никакой. Он подобрал одежду и направился к двери.
Дневной свет заставил зажмуриться, а налетевший ветер остудил влажную от пота кожу. Трясясь, он проковылял вдоль мрачного фасада до нужной двери. Расчет оправдался полностью — нож пылился на подоконнике в копившейся десятилетиями трухе, среди высушенных останков нескольких поколений пауков. Перерезать шпагат оказалось делом более трудным, чем представлялось, — онемевшие пальцы не слушались, а пространство для маневра лезвием между стянутыми запястьями было слишком ограниченным. В конце концов он прижал рукоятку ногой и долго тер веревкой о поржавевшую сталь, пока оранжевые нити не разлохматились и распустились.