Апартеид действительно закончился. Но система, возникшая на его месте, не выполнила экономическую программу АНК по национализации шахт, банков и монопольной промышленности, изложенную Манделой в записке, написанной в январе 1990 года. Вместо перехода к демократии под руководством государства, предусмотренного Манделой и АНК, созданием нового демократического государства руководил частный сектор. В течение тех бурных лет, которые прошли между шагом Манделы к свободе и первыми демократическими выборами в Южной Африке, пока строилась политическая архитектура нового государства, за кулисами на переговорах между АНК и правящей Национальной партией обсуждались утомительные мелочи пост-апартеидной экономики. Но, как пишет о тех годах канадская писательница Наоми Кляйн, именно в этих мертвящих деталях создавался настоящий механизм зарождающейся демократии. В ходе этих дискуссий складывались компоненты общества, основанного на власти не правящей политической партии, а частного предпринимательства, диктате глобальных рынков капитала и международных договоров. По словам Патрика Бонда, экономического советника в офисе Манделы в первые годы его правления, "внутренняя шутка" звучала так: "Эй, у нас есть государство, а где же власть?".
Как рассказал Клейну в 2006 году южноафриканский журналист и бывший студенческий активист Уильям Гумеде , во время перехода к демократическому государству сторонники АНК внимательно следили за политическими, а не экономическими переговорами, которые они считали простыми формальностями. Позже они обнаружили, как ошибались; эта ошибка означала, что они упустили реальную историю. Потому что, конечно, реальная история была связана с экономикой. Спустя три года после того, как Мандела стал президентом, он сказал на национальной конференции АНК в 1997 году: 'Сама мобильность капитала и глобализация рынков капитала и других рынков делают невозможным для стран, например, принятие решений о национальной экономической политике без учета вероятной реакции этих рынков'. Экономические механизмы нового государства означали, что бизнес будет управлять переходом Южной Африки к обществу после апартеида, а капитал будет его подпитывать. Именно в этом протеиновом мире зародилось новое видение корпоративного управления и отчетности.
В декабре 1992 года, в период междуцарствия, председатель Института директоров Южной Африки Глинн Герберт получил копию отчета британского Комитета Кэдбери о корпоративном управлении. В январе следующего года Герберт передал его главному исполнительному директору Института Ричарду Уилкинсону, который счел его очень интересным документом и предложил сделать нечто подобное для южноафриканского бизнеса. Вспоминая те дни с позиции 2012 года, Уилкинсон говорит: "Не забывайте, что это было в январе 1993 года, когда в Южной Африке все было на волоске". Начались разговоры о будущем страны, и Уилкинсон сказал Герберту: "Если Институт хочет занять значимое место в будущей новой Южной Африке, мы должны возглавить разработку кодекса корпоративного управления для новой Южной Африки". Так они представили свой план по разработке принципов корпоративного управления, которые должны были направлять развитие страны после апартеида, совету Института, который согласился с ним. Так начался процесс создания комитета по разработке принципов. Их кодекс должен был быть гораздо шире, чем чисто финансовый кодекс Комитета Кэдбери, потому что их общество находилось на переходном этапе. Возглавить комитет было предложено бывшему судье Верховного суда профессору Мервину Кингу.
Поначалу Кинг отклонил их просьбу. В то время он был занят: занимал пост исполнительного председателя текстильного гиганта Frame Group Holdings и корпоративной и инвестиционной банковской группы First National Bank, а также возглавлял различные другие организации, в том числе благотворительную организацию Operation Hunger, которая ежедневно кормила два с половиной миллиона детей в бедных сельских районах Южной Африки. Но тут в дело вмешался Нельсон Мандела . Он позвонил Кингу и спросил: "Как поживает мой любимый судья?". Позже Кинг сказал, что, по его мнению, Мандела использовал эту фразу как 'мотивационный инструмент' чтобы убедить его согласиться на эту работу. Если так, то это сработало, потому что Кинг согласился возглавить комитет.