Не весёлая, а какая-то даже надменная усмешка проскользнула по его губам и исчезла за широкой улыбкой.
– Так с чем я должен разобраться? – мгновенно сменил тему, будто я способна вот так резко забыть об этом разговоре.
– На вопрос ответь, – прищурилась я. – При чём тут Пашка?
Но Стужев предпочёл загадочно улыбнуться и промолчать, за что хотелось треснуть ему по голове учебником по истории, так удачно лежавшим под рукой. К сожалению, позволить себе подобного я не могла, как и клещами тащить из него ответы.
– Ладно. Вернёмся к конспектам.
Я снова отвернулась и сконцентрировалась на следующей тетради, из которой так же стало понятно, что Ярославу не было дела до учёбы.
Пока листала полупустые страницы, всё время чувствовала на себе его взгляд. Школьный хулиган больше не задавал вопросов и, видимо, ожидал моего вердикта, а я не торопилась его выносить. Но по всему выходило, что нам обоим будет сложно.
– А в прошлом году ты так же занятия посещал? – стараясь скрыть разочарование, спросила я.
– В прошлом… – задумчиво повторил Стужев. – Нет, всё было несколько лучше.
Вздохнув, я отодвинула тетради в сторону и снова повернулась к нему всем корпусом.
– Нагонять придётся весь год. Я возьму из дома подготовительные материалы, там есть несколько экзаменационных тестов. Завтра проверим, что ты упустил.
Хулиган в очередной раз улыбнулся, будто не понимал, что страдать буду прежде всего я. Солнцева с Бантеевой мне все мозги выклюют, чтобы узнать, где мы будем заниматься. И это тоже была проблема, потому что денег на кафе у меня не было, а в школе засиживаться допоздна нам никто не позволит.
– Место для занятий – на тебе.
Светлая бровь парня сместилась выше в попытке продемонстрировать удивление. Пришлось высказать опасения о школе.
– Я знаю одно тихое местечко, – ухмыльнулся он. – Никто не помешает.
Выражение, от которого мне едва не поплохело, застыло в воздухе густым смогом, потому что Стужев сказал эту фразу как подросток в пубертатном периоде из американских пошлых фильмов.
– Тебя треснуть? – спросила я, вскочив со стула. – Это что за намёки?!
Ярослав поднялся следом, не скрывая насмешки и глядя прямо мне в глаза:
– Да чего ты распсиховалась-то, Савельева? Я же без задней мысли.
И таких «без задней мысли» было ещё достаточно много, чтобы я не сдержала желание запустить в него тяжелым учебником.
***
– Понимаете, что это грозит вам тюремным сроком?
Вонзив ногти в ладони до острой боли, я смотрела на фотографии из своего личного дела, на которых знакомая фура под завязку была набита пакетами с белым порошком.
Чем это грозило мне, я понимала, как понимала и то, что Стужев – подлец и негодяй. О том, что Радомир явился по его указке, я догадалась сразу, но чего я не ожидала, так это того, что он действительно так серьёзно меня подставит.
– Я понятия не имею, что это, – ответила в тысячный раз. – Я заключала договор на поставку чая, понимаете? Я владею…
– Я осведомлён, чем вы владеете, – грубо перебил следователь.
Широкоплечий мужчина с пристальным взглядом, которым наверняка каждый день препарировал преступников, смотрел на меня так, словно я, действительно поставляю в страну запрещённые вещества.
С ним не то что спорить – с ним разговаривать не хотелось. Особенно в свете того, что у меня голова раскалывалась после вчерашнего откровенного разговора с Алеевой.
– Что вы от меня хотите? – вздохнула я, чувствуя, как от ужаса колотится сердце в груди. – Признания? Его не будет, потому что это не моих рук дело, а охранной компании, чей владелец взялся мне мстить.
И тут я поняла, что все мои слова бессмысленны. Майор криво улыбнулся и посмотрел на меня, как на дурочку, которая никак не желает принять очевидные факты.
У меня мгновенно опустились плечи, а в носу неприятно защипало. Я вспомнила слова Стужева и невесело усмехнулась:
– Вы не оставите меня в покое, пока я не соглашусь на его условия, да?
Мужчина ничего не сказал. Только посмотрел так, что мне всё стало понятно. Если я по каким-то причинам не захочу соглашаться на условия дьявола, у меня есть все шансы сесть по сфабрикованному делу.
– Распишитесь вот здесь, – он пододвинул исписанные вручную листы и пальцем указал нужное место. – А здесь, – сместил он палец, – «С моих слов записано верно, мною прочитано».
И только тогда я поняла, что едва глупость не сотворила!
Нагло вытащила у него из-под руки листы и принялась читать протокол допроса, в котором он мог всё что угодно написать.
Майор только хмыкнул, но препятствовать мне не стал.
Пробежав глазами по строчкам, я убедилась, что он записал всё верно, что я отрицаю причастность к незаконной деятельности, положила на стол и вписала нужные слова.
– Никому не сообщайте о ходе расследования. Всё это, – он указал на папку с бумагами, – закрытая информация. Если вы непричастны, вам не стоит распространяться.
– Рада, что хоть протокол честно заполнили, – невесело усмехнулась я, стараясь скрыть откровенное презрение к коррумпированному представителю власти.
– Это только формальность, – сообщили мне.
И я поняла, что в действительности протокол несущественен. В конце концов, у них целый фургон доказательств, что именно моя фирма организовала всё, включая охрану ценного груза.
Я вздохнула и на миг прикрыла глаза.
Давай, Савельева! Понимаю, что всё хреново, но пора бы уже мозги включить. Этот негодяй расставил на тебя капканы, а ты, как послушная дичь, идёшь по ним и не сопротивляешься. Не жирно ли будет гаду?
– Я могу идти?
– Пока да. Но как только мы закончим разбирательства, вас уже не вызовут – за вами придут, – представитель федеральной службы безопасности смотрел, откровенно насмехаясь.
А моё сердце, кажется, грохнулось об пол. Страшнее слов за последние четыре года мне слышать не доводилось, а потому из кабинета я выходила не гордо задрав голову, а опустив плечи, на которых, кажется, сидели все муки мира.
Когда я вышла из управления, то не направилась в офис, как планировала. Я позвонила Камишеву и, не пытаясь скрывать убитого голоса, попросила за мной приехать, потому что сама была не способна сейчас вести машину. Вероятность аварии с моим участием была крайне высока.
Макс приехал уже через пятнадцать минут. И нет, он не потащил меня сразу в машину, а сел рядом и взял за руку, пытаясь заглянуть в глаза.
– Что ты здесь делаешь, Алис?
Рассказывать нельзя, плакаться в рубашку – тоже: тушь потечёт. А молчать – некрасиво очень.
Но мне нравилось, что Камишев выражал поддержку. Пашка так же делал, когда учителя несправедливо лепили мне двойку в дневник за поведение всего класса.
Стоило только вспомнить о друге – и уже никакие внутренние уговоры о размазанной косметике не спасли от ручья слёз.
Мне так его не хватало! Вечно позитивного, лучистого и безбашенного парня, который летом катал меня на велике за домом и таскал вкусные пончики с варёной сгущёнкой на завтрак.
«Девчонки всегда такие плаксы, – говорил он, обнимая меня за плечи и доставая платок из ранца. – Вам только дай повод поныть».
– Ну, всё-всё, тихо, – Макс потянул меня в объятия и прижал к себе, не заботясь о том, что на белой рубашке останутся чёрные разводы. – Кто тебя обидел?
Я бы, может, и ответила, если бы была уверена, что парень не пойдёт разбираться к дьяволу.
– Всё нормально, – просипела ему в грудь. – Просто временные неприятности.
– Помощь нужна?
– Нет, – ответила тихо, поджав губы.
Помощь нужна, но боюсь, на всём белом свете не найду человека, который мог бы мне помочь. Такие проблемы я должна решать сама. Брать те контракты и идти кланяться в ноги дьяволу, чтобы он позволил мне пресмыкаться перед ним до тех пор, пока ему не надоест наблюдать мои унижения.
Вот только даже при осознании ситуации делать мне этого не хотелось совершенно. Махнуть бы рукой и оставить всё как есть, но ледяные слова Стужева каждый раз возникали, словно слуховая галлюцинация: «В противном случае пустим всё на самотёк, и тогда – прощай бизнес, мама, свобода».