Я кивнула, складывая картинку воедино. После этого он нас и нашел.
– Это вовсе не отменяет того факта, что она шлюха! – вдруг закричала Солнцева, заставив меня вздрогнуть.
Я кривлю губы в горькой усмешке, чувствуя, как подступает к горлу комок, оттягиваю воротник и срываю пластырь.
– С каких пор шлюхами становятся женщины, которых пытались изнасиловать ножом у горла, Солнцева?
Кажется, в зале замолчали абсолютно все. Да и плевать на них.
Не желая больше продолжать разговор, да и в целом здесь находится, я развернулась и направилась к выходу. Меня никто не останавливал, да и не смог бы. Стало вдруг очень душно.
Выйдя на улицу, я взглянула на стремительно темнеющее небо. Вспомнила, как в это же время шесть лет назад бежала отсюда, переломав каблуки на маминых туфлях и содрав ноги в кровь.
Сейчас мне было почти так же больно, как тогда. Но в этот раз я не бежала, а шла размеренным шагом, повторяя весь пройденный нами путь.
***
Дыхание сорвалось и воздух раздирал легкие, зубы свело так сильно, что я почувствовала вкус крови на языке. Ноги исцарапаны, туфлей нигде нет. Я плохо помню как добежала сюда.
Домой не пошла, потому что в последнюю секунду представила реакцию мамы на мой вид и слезы. Я не хочу делать ей больно. Мне самой так муторно, что хочется сброситься с моста, но я на это никакого морального права не имею. Кто будет ухаживать за матерью, если меня не станет.
Задрала голову, пытаясь надышаться воздухом и вздрогнула, когда услышала сзади чужие шаги, а затем на меня налетел сильнейший вихрь, стиснул за плечи и посмотрел в глаза.
Я мгновенно вызверилась, отталкивала его и вырывалась, чтобы снова сбежать. В какой-то момент настолько отчаялась, что укусила парня за плечо, после чего он крепко схватил меня за лицо двумя руками и укусил за губу.
Это было очень больно и вовсе не похоже на поцелуй. Я вскрикнула, отпихнула его от себя, но снова оказалась в его руках.
Слезы катились просто градом. Нам, наверное, нечего было сказать. Да мы и не успели бы, потому что в этот момент на моё плечо ложиться чужая рука и резко дергает, заставляя обернуться.
Взгляд Стужева блуждает по моему лицо, а затем переключается на Пашку. Я не помню, как меня оттолкнули. Знаю только, что оказалась на земле, а эти двое сцепились, как волки, готовые друг друга разорвать. Подступиться к ним, чтобы разнять я бы ни за что не рискнула, а вот попросить кого-то вполне могла. Во двор как раз зашла группа парней, и мне показалось нормальным попросить их о таком.
Вот только они меня даже слушать не стали, махнув рукой. Этим уродам нужны были хлеб и зрелища, потому они принялись ржать и подначивать их.
– Что вы за нелюди, а? – стирала я слезы со щек. – Животные!
Наверное, именно в тот момент я впервые осознала, как слаба без защитника и с ним. Отец в детстве говорил, что мужики по сути своей обожают грубый спорт и нежных женщин. В этот момент все просто сошлось.
– Че ты сказала, соска? А ну повтори!
– Пацаны, это же Нестеров!
Меня грубо схватили за шею и я закричала. Уже через секунду Стужев и Нестеров бросились на парней, я же, поняв, что происходит что-то страшное, просто сбежала домой.
Просто сбежала.
И больше не смогла увидеть Пашку живым.
Глава 11
Где-то вдали над кромкой паркового леса громыхнула гроза, озарив на миг весь ночной небосвод. Вспорхнула из-под козырька крыши летучая мышь, противно захлопав крыльями, запищала и нырнула обратно.
Я крепко зажмурилась, стараясь не думать о последних минутах своей жизни. Боясь пролить первые капли слёз раньше, чем начнётся ливень, о котором так яростно кричала надвигающаяся непогода.
Новый раскат грома, и я вдруг вспомнила холодные голубые глаза парня, что ещё шесть лет назад казался мне совершенно искренним. До того как замухрышка Савельева узнала цену странной дружбы. Понимала ведь, что не просто так у него вдруг возникло желание подтянуть учёбу.
Я взглянула на ноги и поморщилась, когда новая вспышка света выхватила лакированные туфли.
А в ту ночь я содрала все ступни, пока сюда бежала. Холодный бетон весь был в бурых разводах, когда Пашка нашёл меня.
Снова скривилась и отвернулась, пытаясь отогнать видение.
С тех пор я сюда ни разу не возвращалась. Знала, что демоны выпускной ночи набросятся и сожрут живьём, не оставив и следа от здравого смысла.
Шмыгнув носом, я посмотрела вверх. Туда, где бесновалась природа и готовилась свалить на сухую землю тонны литров воды. Туда, где чертили линии миллионы киловатт электричества. Туда, где хотелось заплутать взглядом в мерцающих вспышках и впасть в некий транс, который позволит забыть.
Забыть обо всём, что так рвёт душу на куски.
Но видимо, не сегодня.
Трель мобильника, донёсшаяся из сумки, прервала уединение. Я достала телефон и, взглянув на дисплей, горько усмехнулась. Не посмела не ответить. Игнорировать этого абонента может быть опасно.
– Где ты? – сухо раздалось в трубку, и я поняла, что Ярослав Стужев в преотвратнейшем настроении.
Почему-то мне всегда легко удавалось распознать его негативные эмоции.
– Я… гуляю.
Моя заминка наверняка не осталась не замеченной. Я была почти уверена, что он подумает, будто я лгу.
– Адрес.
– Не нужно сюда приезжать, – выдохнула возмущённо.
А у самой сердце заколотилось с такой силой, что его, наверное, можно было слышать на другом конце улицы.
Яр последний, кого я хотела бы сейчас видеть. Тем более здесь!
– Адрес, – повторил также сухо.
Я быстро взглянула в сторону, пытаясь прикинуть, сколько времени мне потребуется, чтобы убраться подальше, а главное, понять, куда именно убраться. Встала со скамьи, спрятанной под козырьком подъезда, и вздрогнула, когда на плечо легла чужая рука.
– Ты бесстрашная или настолько дура, Алиса?
Мне даже оборачиваться не нужно было, чтобы понять, кому принадлежал этот голос. Он дублировался в динамике моего телефона.
Я поджала губы и не пожелала оборачиваться. Шесть лет назад это плохо кончилось. Плохо для нас троих.
Новая вспышка выхватила старые потёртые надписи, оставленные кем-то на бетонной плите.
«Здесь мы были счастливы».
И почти незаметную, но до боли знакомую у терминала домофона:
«Прости меня».
Её оставил Нестеров, когда вернулся после пропажи. Мы так же сидели на лавочке и он решил увековечить своё чувство вины, чтобы всякий раз, когда я видела эту надпись, вспоминала, что ему очень совестно.
– Ты всегда утверждал, что дура. Зачем сейчас спрашиваешь? – не удержала я вопроса. Вскочила с лавки и отпрянула к стене, – Что тебе нужно, Стужев?
Сделав несколько шагов, он встал напротив меня, зло глядя в глаза.
– За все время ты ни разу не спросила, куда я делся после смерти Пашки.
Я нервно сглотнула, понимая что наступил серьезный момент для разговора, которого мы оба избегали. Но Стужев слишком зол, чтобы адекватно себя вести, а я не хотела очередной истерики.
– Уезжал, чтобы подумать?
– Да, – усмехнулся он. – В армии было много времени, чтобы подумать, – Стужев запустил пятерню в волосы и резко, с горьким смешком, выдохнул. – Нет, не так. Я каждый гребаный день думал о тебе! Каждую чертову минуту.
Я с силой закусила губу, чтобы удержать подступающие слезы.
– Так сильно ненавидел? – прошептала, сама страшась ответа на вопрос.
Дьявол придвинулся ближе и навис, уперев руки в стену по обе стороны от моей головы. Одним только взглядом выдавая всё то, что он обо мне думает. И он смеялся глубоко в душе. Издевательски смеялся.
– Ненавидел, Лиса? Я медленно подыхал за тысячи километров от этого проклятого города. Подыхал, зная, что та единственная, кто был моей жизнью, предпочла моего брата, которого считала моим же врагом. Ты отравила меня собой.
– Я этого не делала, – шепчу, стирая слёзы. – Я не выбирала Пашку. Он рассказал про спор и я… я сбежала, Стужев.