«Мне знакомо это лицо, — сказала она себе. — Я видела его прежде. Понятия не имею где и когда, но, бог свидетель, оно не из тех, которые быстро забываются».
Какое-то мгновение Эйлин даже хотела спросить его об этом, но благоразумие помешало ее попытке обратиться к хозяину дома.
Преподобный Дэй и не подумал знакомиться: интересовавшие его имена он знал, каждый успел кратко представиться, а при его появлении у актеров словно пропали голоса. Голос же преподобного отличался четким произношением южанина — или то был намек на британское происхождение его обладателя?
Оставаясь в неведении относительно догадок Эйлин, Иаков тоже понял, что уже встречал этого человека, но в отличие от нее точно вспомнил где и когда: в прошлом году в Чикаго на парламенте религий. Однако для расставшегося с бородой Иакова было очевидно, что преподобный его не узнал. Магнетические глаза изучали гостя внимательно, но без малейших признаков узнавания.
«Его глаза смертельно опасны, — понял Иаков, уставившись вниз, на кусок яблочного пирога. Сердце его учащенно забилось. Прежде ему уже доводилось встречаться с людьми, чей взгляд обладал ощутимой силой, но эти глаза оказывали прямо-таки физическое давление. — Надо предупредить Эйлин, чтобы она ни за что не встречалась с ним взглядом».
— Как нынче самочувствие, мистер Иаков Штерн? — спросил преподобный. — Насколько я понимаю, в дороге вы приболели.
— Спасибо, мне уже гораздо лучше, — ответил Иаков, надеясь, что Эйлин, во все глаза смотревшая на преподобного, повернется к нему.
— Не вызывает сомнений, что вы не принадлежите к этой компании; можно поинтересоваться, что привело вас в наш уединенный уголок мира?
— Можно сказать, что я своего рода турист, — скромно ответил Иаков. — Удалился на старости лет от дел и путешествую в свое удовольствие, познавая Запад.
— Что здесь у вас вообще за община? — спросила Эйлин, не в силах справиться с любопытством. — Как я понимаю, вы тут главный, потому и спрашиваю: в чем суть? Какова ваша цель?
Впервые за все время преподобный Дэй обернулся к ней, и она ощутила страшную силу его взгляда, давившего на нее с почти физической силой. Выражение его лица оставалось обычным, даже дружелюбным, но от мощи этих глаз у нее даже скрутило желудок. От ее лица отхлынула кровь, и она торопливо отвела взгляд.
— Служить Богу, мисс Темпл, — смиренно произнес преподобный. — И Сыну Его, Спасителю Иисусу Христу, как подобает всем нам. Прошу прощения, получили ли вы экземпляр нашей листовки? Там содержится вся необходимая гостям информация о нашей общине. Мы вручаем этот текст всем прибывающим.
«Он хочет, чтобы я посмотрела на него, — поняла Эйлин. — Он хочет, а я не должна. Я чувствую, как его разум скребется, словно паук, силясь найти щелку, чтобы забраться мне в голову».
— Прошу прощения за маленькое замечание, — произнес Иаков, чувствуя, что женщине не по себе, и желая отвлечь внимание, — но мне кажется, что этот список слишком детализирован и регламентирует много такого, без чего можно бы обойтись.
Дэй обернулся к Иакову, взгляд его сделался суровым, если не гневным.
— Рекомендую вспомнить о том, сэр, что Всевышний дал нам Свои заповеди.
«Не любит, когда ему противоречат, — подумал Иаков. — Он определенно не привык, чтобы ему противоречили, да и кто в здравом уме отважится спорить с тем, у кого такие жуткие глаза? Ладно, продолжай, чудовище: со мной, стариком, можешь вести себя как угодно, но тронь только волосок на ее голове, и я заставлю тебя проклясть тот день, когда ты появился на свет».
— Заповедей Божьих всего десять, — указал Иаков. — А у вас их пятьдесят.
— Строгое следование Господней воле есть путь нелегкий, требующий от каждого человека немалых усилий, — напыщенно произнес преподобный. — Мы не претендуем на совершенство, мистер Штерн, мы лишь жаждем его.
— Миру следовало бы восторгаться вами за это стремление. Почему же вы укрылись от него?
— Мир… мир пребывает в скверне, чего вы, полагаю, за время своего путешествия не могли не заметить. Мы надеемся построить для себя новый мир, здесь, в пределах нашего града. И мы ожидаем от гостей уважения к нашим усилиям и нашим ценностям, даже если они не во всем с нами согласны.
— Такое уважение подразумевается само собой.
«Спокойствие, Иаков, не провоцируй его».
Взгляд преподобного зажегся пониманием и живым интересом.
— Верна ли моя догадка о том, что в вашем лице, мистер Штерн, я тоже имею дело со служителем Божьим?
На миг Иаков встретился глазами с Эйлин, взгляд которой пытался его предостеречь.
— Можно сказать и так. Я раввин.
— Тогда мне все ясно! — воскликнул преподобный Дэй. — У нас здесь среди прочих пребывает и горстка сынов Израилевых, обращенных, разумеется, на наш путь, но сохранивших при этом свои верования.
— Где-то найдешь, где-то потеряешь. — Иаков пожал плечами.
Преподобный терпеливо улыбнулся.
— Мне бы ни в коем случае не хотелось навязывать своим гостям теологические дискуссии, но, может быть, уважаемый раввин Иаков Штерн согласится посетить меня завтра и обсудить наши разногласия?
— Я рад такой возможности. Но должен предупредить, что обращение в иудаизм — это серьезное предприятие.
— Когда служишь святому действу, — с улыбкой промолвил Дэй, — надо быть готовым ко всему.
Преподобный снова повернулся к Бендиго Римеру, все это время сидевшему неподвижно с таким видом, словно он пребывал в гипнотическом трансе.
— Льщу себя надеждой, мистер Ример, что наше скромное театральное здание вам понравится. — Преподобный поднялся из-за стола.
— Да, превосходно, сэр, — промолвил Ример, тронутый такой заботой. — Замечательные условия, большое спасибо.
— Прекрасно. Не могу выразить, с каким нетерпением будем ждать сегодня вечером вашего представления.
С этими словами преподобный Дэй деланно поклонился и быстро покинул комнату. Иаков приложил руку ко лбу, где неожиданно возникла сильная пульсирующая боль. Озабоченная Эйлин поспешила к нему.
Остальные артисты, чувствовавшие себя так, будто им битый час пришлось сдерживать дыхание, дружно вздохнули, испытывая невероятное облегчение.
Ходящая Одиноко тихо постучалась в дверь купе. Ответа не последовало, но только она собралась постучать снова, как дверь распахнулась и в проеме с пистолетом в руке возник разъяренный непрошеным вторжением Джек Спаркс. Женщина спокойно ждала, когда он заговорит.
— Что тебе нужно?
— Можно мне войти?
— Зачем?
Она смотрела на него, мягко опробуя стену гнева, возведенную им вокруг себя. Джек опустил глаза, сунул револьвер в кобуру и придержал дверь, дав гостье войти, после чего закрыл ее и щелкнул замком.
Она села, следя за своим дыханием, чтобы от нее не исходило никаких тревожных посылов. Спустя несколько напряженных мгновений Джек уселся напротив.
— Я хочу рассказать тебе про мой сон, — сказала индианка и снова глубоко вздохнула: начиналось самое главное. — В моем сне земля предстает моей матерью, а небо — отцом. Они существуют отдельно, но живут рядом, соприкасаясь на линии горизонта. Из гармонии их единения в мире появились животные, в коих явлены образы богов, разделяющих землю и небо. Люди — последние из появившихся существ, ибо их сотворение заняло больше всего времени.
— Почему?
— На людях лежит больше ответственности.
— Что это значит?
— Они единственные, кому дарованы равно и свет и тьма. Животные повинуются своим богам без вопросов, им не приходится выбирать между добром и злом. Люди должны внимать обеим сторонам. Они единственные, кому приходится решать…
— Решать что?
— Решать, какая сторона в них сильнее.
Она на миг встретилась с ним взглядом и успела заметить полыхнувший в его глазах гнев.
— Это он прислал тебя сюда? — спросил Джек, кивнув на стену, за которой находилось купе Дойла.
— Я всего лишь рассказываю тебе мой сон, — мягко произнесла она и выжидающе умолкла.